ОПИУМ НАРОДА? КРИТИЧЕСКИЙ МАРКСИЗМ И РЕЛИГИЯ

Михаэль Леви

Перевела Соломия Мартынович по редакции Владимира Артюха и Роксоланы Машковой

Сторонники и противники марксизма, похоже, сходятся в одном: известная фраза «Религия - опиум народа» является квинтэссенцией марксистской концепции феномена религии. Но она не содержит в себе ничего истинно марксистского.
Марксу на нее можно было встретить с некоторыми нюансами у Канта, Гердера, Бруно Бауэра и во многих других. Рассмотрим это на примере двух авторов, близких к Марксу.
В своей книге 1840 о Людвига Берна Гейне ссылается наркотической роль религии скорее с положительной стороны - и не без капли иронии: «Да будет благословенна религия, которая в горькую чашу страждущего человечества добавляет несколько капель духовного опиума, несколько капель любви, веры и надежды ». Мозес Гесс в своих эссе, опубликованных в Швейцарии в 1843 году, занимает более критическую, хотя и не лишенную двусмысленности, позицию: «Религия может сделать сносной ... неутешительное осознание рабства ... так же, как опиум помогает при болезненных болезнях» 1.
Это выражение появляется впоследствии в статье Маркса «К критике гегелевской философии права» (1844). Внимательное прочтение целого параграфа показывает, что его мышление сложнее, чем принято было думать. На самом деле, хотя Маркс и отвергает религию как таковую, он принимает во внимание ее двойственный характер: «Религиозная нищета является одновременно проявление настоящей нищеты и протест против этой настоящей нищеты. Религия - это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, так же, как она - дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа »2.
Если внимательно прочитать это эссе, становится понятно, что точка зрения Маркса в 1844 скорее принадлежит к левому неогегельянства, которое видит в религии отчуждения человеческой сущности, чем к философии Просвещения, просто развенчивает религию как клерикальную заговор («египетская модель»). На самом деле, тогда, когда Маркс писал этот отрывок, он еще ученик Фейербаха, неогегельянцы. Так что его анализ религии был «домарксистским», безотносительно к социальным классам, скорее аисторичним. И все же он был диалектическим, ведь он осознавал противоречивый характер религиозной «нищеты»: с одной стороны, легитимация существующего общества, с другой - протест против него.
Лишь впоследствии - в частности, в «Немецкой идеологии» (1846) - появляется типично марксистское учение о религии как историческую и социальную реальность. Центральным элементом этого нового метода анализа религиозных явлений было рассмотрение их в комплексе с правом, моралью, метафизикой, политическими идеями и т.д. - Как одной из многочисленных форм идеологии, то есть духовного производства (geistige Produktion) народа, производства идей, представлений и форм сознания, с необходимостью обусловленных материальным производством и соответствующими социальными отношениями.
Можно подытожить этот ход мыслей таким «программным» отрывком, взятым из статьи, написанной несколькими годами позже: «Конечно, с каждым большой историческим переворотом общественного порядка происходит и переворот во взглядах и представлениях людей, а следовательно и в их религиозных представлениях» 3. Этот метод макросоциального анализа будет длительное воздействие на социологию религии, даже за пределами марксистского движения.
С 1846 г. Маркс уделять все меньше внимания религии как таковой, как своеобразном культурном / идеологическом вселенной. В его трудах практически нет ни одного более развитого исследования какого-либо религиозного феномена. Убежден, как он утверждает в статье 1844, что критика религии должна превратиться в критику юдоли плача, а критика теологии - в критику политики, он, кажется, перестает обращать внимание на религиозную сферу.
Возможно, именно из-за пиетистской воспитания Фридрих Энгельс показал значительно больший интерес к религиозным феноменов и их исторической роли, чем Маркс, - конечно, разделяя неподвижно материалистические и атеистические взгляды своего друга. Его основным вкладом марксистской социологии религии является, без сомнения, анализ отношений между религиозными представлениями и социальными классами. Например, христианство предстает в его работах уже не как аисторична сущность (в отличие от Фейербаха), а как культурная («идеологическая») форма, меняется с течением истории, и как символическое пространство, ставка в борьбе антагоничних социальных сил.
Благодаря своему методу, который базируется на классовой борьбе, Энгельс понял - в противовес просветительским философам - что конфликт между материализмом и религия не всегда отождествляется с конфликтом между революцией и реакцией. Например, в Англии в XII в. материализм в лице Гоббса защищал монархию, в то время как протестантские секты использовали религию как флаг в революционной борьбе против Стюартов. Так же, далек от понимания Церкви как однородной социальной сохранности, он делает замечательный анализ, который показывает, что в некоторых исторических условиях она делится по классовому принципу. Так, во времена Реформы с одной стороны было высшее духовенство, феодальная вершина иерархии, а с другой - ниже, которое представляло идеологов Реформации и революционного крестьянского движения 4.
Энгельс, оставаясь материалистом, атеистом и непримиримым противником религии, все же понимал, как и молодой Маркс, двойственность религиозного феномена, его роль в узаконивании установленного порядка и, в соответствии с социальными условиями, его критическую, оппозиционную, даже революционную роль. Более того, именно второй аспект оказался в центре большинства его конкретных исследований. На самом деле, сначала он склонялся к первоначального христианства - религии бедных, изгнанных, проклятых, преследуемых и угнетенных. Первые христиане были выходцами из низших слоев общества: рабы, вольноотпущенники, лишенные всяких прав, и мелкие крестьяне, погрязших в долгах. Энгельс пошел еще дальше - он провел удивительную параллель между первоначальным христианством и социализмом. Основное различие между двумя течениями заключалась в том, что первобытные христиане откладывали освобождение до наступления загробной жизни, а социализм располагает его в этом мире 5.
Но столь резкая это различие, как могло бы показаться на первый взгляд? В исследовании второго великого христианского движения - крестьянской войны в Германии - она уже не столь поразительной Томас Мюнцер, теолог, лидер повстанцев и крестьянско-плебейских еретиков XVI в., Хотел немедленного установления Царства Божьего, милленаристские царства пророков на земле. Согласно Энгельсу, Царство Божие для Мюнцера обществом без разделения на классы, без частной собственности и государственной власти, которая была бы чужой членам этого общества. 6
Своим анализом религиозных феноменов в свете классовой борьбы Энгельс обнаружил бунтарский потенциал религии и открыл путь новой модели отношений религии и общества, которая отличалась как от философии Просвещения, так и от немецкого неогегельянства.
Большинство марксистских трудов о религии, написанных в ХХ в., Ограничиваются лишь комментариями или развитием уже придуманных Марксом и Энгельсом идей или их применением к конкретной реальности. Таковы, к примеру, исторические исследования Карла Каутского о первоначальное христианство, средневековые ереси, Томаса Мора и Томаса Мюнцера.
В европейском рабочем движении было множество марксистов, радикально настроенных против религии, которые, однако, считали, что битва атеизма с религиозной идеологией должна подчиняться конкретным потребностям классовой борьбы, которая требует единства рабочих, верят в Бога, и тех, кто в него не верит . Сам Ленин, который часто называл религию «мистическим туманом», в своей статье 1905 «Социализм и религия» настаивает на том, что атеизм не имел быть частью программы партии, так как «единство этой действительно революционной борьбы угнетенного класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе »7.
Роза Люксембург разделяла это мнение, но ее подход был другим, более мягким. Хоть и была атеисткой, в своих текстах она больше критиковала реакционную политику церкви в имья ее собственной традиции, чем религию как таковую. В своей брошюре 1905 «Церковь и социализм» она утверждала, что социалисты более преданные основным заповедям христианства, чем тогдашнее консервативное духовенство. Поскольку социалисты борются за социальное равенство, свободу и братство, священники должны были благосклонно воспринимать их движение, если они хотят честно реализовать в жизни христианской заповеди «возлюби ближнего своего, как самого себя». Когда духовенство поддерживает богатых, которые используют и угнетают бедных, оно явно противоречит христианским установкам - оно служит Золотом тельцу, а не Христу. Первые апостолы были ярыми коммунистами, и Отцы Церкви вместе с первыми Учителями Церкви (такими как Святой Василий и Иоанн Златоуст) выступали против социальной несправедливости. Сегодня это дело перешла к социалистическому движению, который приносит бедным благую весть братства и равенства и призывает народ установить на земле Царство свободы и любви к ближнему. Роза Люксембург стремится сохранить социальное значение христианской традиции, чтобы передать ее рабочему движению, а не завязать философский спор во имя материализма 8.
В коммунистическом Интернационале почти не уделяют внимания религии. Значительное количество христиан присоединились к движению, и бывший протестантский пастор из Швейцарии, Жюль Эмбер-Дро, даже стал в 20-х годах одним из основных руководителей Коминтерна. В то время среди марксистов бытовало мнение, что христианин, который становился социалистом или коммунистом, обязательно отрекался своих бывших «антинаучных» и «идеалистических» религиозных убеждений.
Замечательная пьеса Бертольда Брехта «Святая Иоанна скотобоен» (1932) является хорошим примером такого наивного хода мыслей об обращении христиан в борьбе за пролетарскую эмансипацию. Брехт талантливо описывает процесс, приводящий Иоанну, лейтенанта Армии Спасения, к открытию правды о социальной несправедливости и эксплуатации и отказа от своей прежней веры в момент смерти. Но для него здесь должен быть абсолютно разрыв между ее бывшей христианской верой и новым кредо революционной борьбы. В последние секунды своей жизни Иоанна говорит друзьям:
Если кто-то внизу вам скажет, что существует Бог, невидимый,
Однако может вам помочь - бейте того
Головой о мостовую, пока не сдохнет 9.
Интуиция Розы Люксембург, что стоит бороться за социализм во имя истинных ценностей традиционного христианства, потерялась в примитивной материалистической - к тому же, толерантной - перспективе. Действительно, несколько лет назад, как Брехт написал эту пьесу, между 1936 и 1938 годами во Франции возник христианский революционное движение, который объединял вокруг себя много тысяч активистов, с жаром поддерживали рабочее движение, особенно его радикально крыло (левые социалисты во главе с Марсо Пивер). Их главный лозунг был: «Мы социалисты, потому что мы христиане» ...
Среди лидеров и мыслителей коммунистического движения Грамши проявил, пожалуй, наибольший интерес к религиозным вопросам. Он был одним из первых марксистов, стремились понять тогдашнюю роль католической церкви и значимость религиозной культуры в народных массах. Замечания о религии в его «тюремной тетрадях» неполные, несистематические и иллюзорные, но все же глубокие. Его едкая и ироническая критика консервативных форм религии - особенно иезуитской версии католицизма, которую он люто ненавидел - не мешала ему воспринимать утопическое значение религиозных идей.
Труда Грамши богатые и вспыльчивы, но, в конце концов, они не несут ничего нового в своем методе восприятия религии. Эрнст Блох является первым марксистским автором, сменивший эти теоретические рамки, при этом не забывая о марксистской и религиозную перспективы. В своем подходе, несколько похожем на Энгельсово, он выделяет две противоположные социальные течения: с одной стороны, теократическая религия официальной церкви, опиум народа, средство мистификации на службе у сильных мира сего; с другой - сокровенная, подрывная и еретическая религия катаров, гуситов, Йоахима Флорского, Томаса Мюнцера, Франца фон Баадера, Вильгельма Вейтлинга и Льва Толстого. В своих мятежных и непокорных формах религия является одной из наиболее красноречивых форм утопического сознания, одним из самых богатых проявлений принципа надежды и одним из самых влиятельных воображаемых репрезентаций того что бы еще-никак существует 10.
Блох, как и Маркс в известной цитате 1844, конечно, признавал двоякий характер религиозного феномена, одновременно и его угнетающее аспект, и повстанческое потенциал. Чтобы понять первый, нужно то, что он называл «холодное течение марксизма»: безжалостный материалистический анализ идеологий, идолов и идолопоклонников. Ко второму, наоборот, подходит «теплое течение марксизма», которая стремится защитить утопический культурный избыток религии, ее критическую и упреждающую силу.
Маркс и Энгельс считали, что подрывная роль религии осталась в прошлом и не имеет значения для современной эпохи классовой борьбы. Этот прогноз был справедливым течение столетия - с несколькими важными исключениями, особенно во Франции, где были христиане-социалисты в 1930-х, священники-рабочие в 1940-х, левое крыло христианских профсоюзов (CTFC-Французский конфедерация христианских трудящихся) в 1950-х и т.д. Но чтобы понять, что происходит в течение последних тридцати лет в Латинской Америке - теология освобождения, христиане за социализм - надо принять во внимание прогнозы Блоха о утопический потенциал некоторых религиозных традиций.
Перевод с публикацией: contretemps.eu

Примечания:
Эти ссылки, как и некоторые другие, цитирует Ельмут Гольвитцер в своей статье Marxistische Religionskritik und christicher Glaube, Marxismusstudien, Vierte Folge, JC Mohr, Tübingen, 1962, S.15-16 ↩
К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология, Берлин, Dietz Verlag, 1972, стр 22-35. Французькою психического Produktionперекладають як духовное производство (інтелектуальне виробництво), але цей переклад неточний. ↩
К. Маркс, Ф. Энгельс, "Книга рекордов GF Даумер, Религия новой эры ...", 1850 SR, р. 94. ↩
Энгельс, Введение к английскому изданию утопического и научного социализма, Sr, стр. 297-298 и Крестьянская война, SR, р. 105. ↩
Ф. Энгельс, К истории раннего христианства в SR, р. 311-312. ↩
Ф. Энгельс, Крестьянская война в SR, р. 114. ↩
В.І. Ленин Социалізм и религия (1905) // Cобрание сочинений. — Москва: Прогресс, 1972. — Т. 10. — С. 86. ↩
Р. Люксембург, Церковь и социализм, 1905 в интернационализма и классовой борьбы, Neuwied, Luchterhand, 1971, стр 44-47, 67-75. ↩
Б. Брехт. Святая Иоанна скотобоен // Театр. Пьесы. Статьи. Высказывания. — Москва: Искусство, 1963 — Т. 1. ↩
E. Блох, Принцип надежда (3 тт.), Галимар, Париж, 1977 и атеизм в христианстве, Галлимара, Париж, 1978 Твір Люсьєна Гольдмана є спробою прокласти шлях відновленню марксистського вчення про релігію зовсім іншого характеру, ніж у Блоха. У своїй книзі Таємний бог (1955) він намагається порівняти, але не прирівняти парі Паскаля про існування Бога і парі Маркса про звільнення людства ... Обидва базуються на вірі, віруванні в колективні цінності, але це доводиться лише на рівні фактичних суджень: Бог у стосунку до релігії, людська спільнота майбутнього у стосунку до соціалізму. Їх розділяє надприродний і позаісторичний характер релігійної трансцендентності.

http://commons.com.ua/opium-narodu-kritichnij-marksizm-ta-re/