Форум

*Русский философ-антропокосмист Валерий Сагатовский о будущем русской философии*

Уважаемые коллеги, вопрос о том, есть будущее у русской философии я хотел бы увязать с вопросом о будущем не только России, но и нынешней человеческой цивилизации в целом. А есть ли будущее у русской философии – это определяется не только тем, что она сама по себе достойна этого будущего, но и тем, насколько мы, нынешние философы, будем активно этому способствовать. Пока не очень. Ну, я не буду долго говорить о глобальной ситуации современности – экологическая, военная катастрофа в глобальном масштабе это вполне реальные вещи. У современного человечества нет такого мировоззрения, которое положило бы основу стратегии решения глобальных проблем современности и противоборство тому ходу глобализации, которая имеет место в наше время. Я понимаю, что постмодернисты, феноменологи и другие современные философы не любят идеологий, мировоззрения, но куда без них денешься! Мы сейчас подобно неопозитивистам зарываем головы в песок, будем свои частные темочки разрабатывать, а там само собой как-то образуется. Не образуется! Русская философия очень сложное и противоречивое явление, достаточно называть, что в этой философии есть Фёдоров и есть Шестов, есть Шпет и есть Владимир Соловьев. Сами русские философы достаточно противоречивы. Вспомним, к примеру, Николая Александровича Бердяева, который, кстати, считал такую противоречивость вполне нормальным и даже положительным явлением. Так вот я не буду говорить о сложностях и противоречиях, это другая тема. Меня интересуют те доминирующие черты, которые придают русской философии неповторимое лицо. С людьми, которые говорят, что русской философии нет, не интересно разговаривать, я не считаю нужным оправдываться, чего-то доказывать. Русская философия есть, она имеет свои неповторимые черты и только она, на мой взгляд, является реальным базисом для развития философии не по пути её превращения в коллекционирование спичечных коробков, а чтобы она действительно заняла место в жизни цивилизации такое, какое всегда философы хотели занять, и которого достойна философия.

Итак, вот эти доминирующие черты. Сразу же, пожалуйста, не ловите меня на таких противоречиях, что вот такой-то русский философ под эти черты не подходит. Да, конечно. Я буду говорить о тех чертах, которые по-разному проявляются у разных наших философов, но которые в целом дают целостный образ русской философии, чем она отличается, скажем, от философии Запада. Ну, опять-таки, давайте не будем сегодня спорить, когда русская философия началась и когда закончилась классическая русская философия. Ну, примерно так я считаю, началась она, скажем, с Хомякова и Киреевского, а последний из могикан классической русской философии это Сергей Александрович Левицкий, которой умер в 1983 году за рубежом. Спорная конечно датировка, но опять-таки не в этом суть сегодняшнего сообщения. Итак, начнем.

Первая черта русской философии – ориентация на решение реальных проблем, как теоретических, так и практических, смысложизненных. Помните как в «Самопознании» Бердяев делится впечатлениями о французских философах 1930-х годов? Они ведь в отличие от наших философов давно не решают никаких проблем, они просто демонстрируют эрудицию, ну, как нынче: «Хайдеггер сказал», «Гуссерль сказал», «Бодрийяр сказал», ну, и что дальше? А какая проблема решается? Современные наши философы с гордостью могут сказать, что они достигли уровня французов 1930-х годов. Но для русской философии кого бы мы не взяли, от материалистов и позитивистов до религиозных мыслителей – все они были ориентированы на то, чтобы решать реальные проблемы, как в теории, так и на практике. Я, пожалуй, ограничусь двумя примерами такой ориентации, проанализировав такие замечательные категории русской философии как понятия внехрамовой литургии Николая Федоровича Фёдорова и ответственного поступка как неповторимого события в бытии Михаила Михайловича Бахтина. Это абсолютно разные философы, но они по духу русские философы, именно потому, что они не просто красиво говорят и себя любимых демонстрируют, а направлены на решение проблем.

Внехрамовая литургия – что это такое? Это значит, что мир как его мыслил Николай Федорович Фёдоров, да и большинство русских философов – это не биржа, не фабрика, ни что-то еще. Это храм – храм космоса, Божий храм, где литургия не просто торжественное богослужение в церкви, где вся наша жизнь должна стать литургией. И совсем необязательно тут ссылаться на религиозных философов. Возьмите, допустим, книги такого русского мыслителя как Иван Ефремов, его представление о будущем нашей планеты – это же тоже литургическое представление. Это не бизнес, это общее дело, причем под общим делом я, конечно, понимаю не обязательно воскрешение всех умерших, я беру только термин у Фёдорова. В наше время общее дело, которое противостоит вот этим мелким успешным и конкурентоспособным бизнесам – это, естественно, созидание ноосферы на этой планете как единственная альтернатива глобальной катастрофе.

И в этом плане как должен вести себя каждый человек? Вот в английском языке вообще нет слова «поступок», там все «action», «act» - «акция», как теперь любят говорить. Бахтин дает понятие о поступке – это такое человеческое поведение, которое ответственно, опять-таки, за общее дело, ответственно за решение проблем, которые волнуют всех и которое вносят свой неповторимый вклад в совершенствование бытия.

Вторая черта русской философии, я называю её кратко антропокосмизм, хотя за этим словом стоит множество других понятий, но в меру отпущенного мне времени я их хотя бы назову. Вообще термин «антропокосмизм», ну, все знают, что это сторона русского космизма, но вообще сам термин введен в 1930-е годы биологом Николаем Григорьевичем Холодным. Он совершенно четко противопоставил антропокосмизм антропоцентризму. Антропоцентризм – это тот философско-мировоззренческий принцип, который, по моему мнению, является духовной основой глобальных проблем современности: человек превыше всего. Все что вне человека – это средство для решения его проблем, это всего лишь сырье, «постав», как говорил Хайдеггер и не более того. Вот для русской философии такое отношение к миру совершенно неприемлемо. Антропокосмизм в отличие от антропоцентризма говорит о том, что мы с окружающим миром, с природой не враги, не соперники, и наш принцип отношения к миру – это не воля к власти - подчинить и использовать, это воля к любви, это воля к гармонии с миром, воля к совершенствованию мира. И как говорил Николай Григорьевич Холодный отношение антропокосмистов к миру это «Мир – наш дом и сад». Сравните, что такое Дом для Хайдеггера? Это язык, это беспочвенная социальность. Русская философия глубоко почвенна, весь мир наш дом и сад и мы отвечаем добровольно, по зову сердца за его процветание, а не прячем голову в песок.

Сейчас я выскажу, может быть, спорные вещи, просто нет времени их развивать. Мне кажется такие вот известные черты русской философии и её категории как софийность, соборность, сотворчество и другие – это, в общем-то говоря, проявлениея антропокосмизма. В самом деле, что такое соборность? В религиозном плане соборность – это единство людей через их любовь к Богу. При этом люди самоценны для Бога, Бог любит людей, ну, и люди, естественно любят Бога. Но ведь в русской философии это понятие давно приобрело светский характер; соборность, если отойти от её религиозного происхождения – это паритет между целым и индивидуальностью. Мы знаем в мире два направления политических и идеологических – либерализм: вот я любимый превыше всего, все остальное средство, или тоталитаризм. Вот есть там партия, есть там империя, есть там государство, а я как солдат, средство. Так вот соборность преодолевает эту противоречивость, она предполагает, что мы едины с целым не в силу того, что оно нами манипулирует, а в силу того, что мы относимся к нему, признаем самоценность природы, самоценность человечества, самоценность своего народа, и так далее. Мы предполагаем, что и это целое так же уважает нашу индивидуальность. Софийность? Ну, давайте вспомним Булгакова «Философия хозяйства» и многие другие произведения. Наша ответственность за то, что есть в природе. Это не неорганическое тело человека, как говорил Маркс, это наши братья меньшие, и мы с любовью хотим это мир совершенствовать. Это ведь тоже проявление антропокосмизма. А что значит совершенствовать? Это значит, что мы вступаем с этим миром в сотворчество, мы реализуем в нем его негэнтропийные силы, его негэнтропийную направленность. И в то же время – буквально тезисно – это не то, что в свое время Леонтьев называл «розовым христианством». Любовь к миру не исключает того, что Иван Александрович Ильин назвал «сопротивлением злу силой», на зло не распространяется, ни соборность, ни софийность. На него распространяется только борьба на уничтожение и это тоже очень характерно для нашей культуры, она отнюдь не такая расслабленная.

Далее, третья черта. Я называю её так обобщенно – аксилогический характер русской философии. Кого мы ни возьмем, скажем, Лаврова и Михайловского, или религиозных философов, ну, кого угодно – «жить по правде» – вот принцип русской философии, ориентация на религиозные, нравственные, эстетические ценности. Истина, добро, красота, святое. Вот базовые ценности, которым должна служить философия и её развитие. Где мы сейчас видим аксиологически ориентированную философию? Опять-таки в английском языке нет слова «правда». Мне как-то пришлось перевести в одной своей статье на английский «правда» и «истина» –«subject true» и «object true», ну нету там «правды». У нас есть правда. И даже те философы, которые очень скептически относятся к истине, тот же Бердяев: в одной статье Лев Шестов иронизирует над Бердяевым, что тот ему напоминает Михайловского, тоже всё за правду борется; вот Шестов здесь исключение, он за правду не боролся. Но преобладающее большинство русских философов за то, чтобы жить по правде и так хотели строить реальную жизнь. Где это сейчас в современной философии? «Фи, не модно», «Фи, устарело», но жизнь-то требует именно этого!

Далее, следующая черта – стремление к целостности. Опять-таки я напомню вам принцип Делёза и Гваттари: «Война целому». Ну, как же, ведь целое – это страшный монстр, он меня, неповторимую личность, хоть я и говорю что я всего лишь функция дискурсивных практик, но все равно я неповторимая личность, хочет заставить меня служить какому-то целому – это страшно, это ужасно, мы этого не хотим. Русская философия – этого хотела. Во всех проявлениях. Давайте назовем основные проявления стремления к целостности в русской философии. Концепция цельного знания, начиная с Хомякова и Киреевского и переходя к Лосскому, Соловьеву и так далее. Знание, в котором не господствует одно начало, там, эмпиризм рационализм и так далее, а где берется взаимодополнительный синтез этих начал и строится новая теория познания. Это «всечеловечность» по терминологии Достоевского. Русский, помните, только тогда становится русским, говорит Достоевский, когда он понимает и француза, и англичанина, и немца, когда мы открыты чужим культурам, не противопоставляем свою культуру другим культурам, как сейчас это делает целый ряд националистов на просторах СНГ. Русская культура открыта другим культурам, это культура всечеловеческая и мы тоже здесь всегда стремились к целостному охвату. Опять-таки, возьмем того же Ивана Ефремова, его мечта о соединении достижения всех культур в культуре будущего человечества. Естественно с сохранением национального, индивидуального и других неповторимых лиц. Методология. Вспомните докторскую диссертацию Владимира Соловьева «Критика отвлеченных начал». Я беру для себя как основной методологический принцип вот это положение Владимира Соловьева: в каждой философии есть, говоря современным языком, рациональный момент; но как только этот рациональный момент претендует на то, чтобы стать панацеей, претендует на всеобщую значимость, так он немедленно превращается по Соловьеву в ложное отвлеченное начало. А сейчас это культивируется, сейчас говорят: «У каждого свое мировоззрение, у каждого своя философия». Ну, если конечно мы всего лишь «гомо луденсы», мы «играем в бисер», ну, пожалуйста, иногда создаем коллажи, а если мы берем идеологию ответственного поступка, то, очевидно, дело обстоит не так. Мы все-таки должны, вообще говоря, не просто бороться вот как, допустим, диалектический материализм учил: борьба материализма и идеализма. Борьба, конечно, имеет место, куда без неё, без борьбы. Но не она задает жизненный смысл. Жизненный смысл задает то, что Соловьев называл становящимся всеединством, а становящееся всеединство предполагает синтез положительных моментов всего достигнутого. Не так? «А, не хочу я никому следовать, я свою оригинальную философию придумаю». А зачем это нужно, когда нужно наоборот аккумулировать все положительное что сделали и объединить их, но не в эклектике, как некоторые говорят: «мы и материалисты, мы и идеалисты» – это эклектика, это дешево стоит. А именно в целостном синтезе, т.е. имеющем некое системообразующее целостное начало. Проявлением вот этой целостности, бесспорно, является и стремление к синтезу философии. Вот русская философия она всегда стремилась к синтезу. Насколько я знаю, мой коллега Александр Владимирович будет об этом рассказывать, о преемственности в русской философии. Как бы они ни спорили, как бы они ни отличались, они все-таки работали в рамках общего дела.

Ну, и, наконец, замечательное проявление целостности в русской философии – это понятие ноосферы. Это, собственно говоря, квинтэссенция того великолепного общекультурного движения, которое получило название русского космизма. Если бы я сейчас пустил анкету по аудитории «Что такое ноосфера?», то получил бы множество разных ответов, поэтому, извините, я должен вкратце напомнить. Термин «ноосфера», как известно, принадлежит Леруа, Тейяру де Шардену и Владимиру Ивановичу Вернадскому. Владимир Иванович Вернадский, мы знакомы в основном с его вариантом, считает что ноосфера – это особая энергетическая оболочка нашей планеты, это особый высший вид геобиохимической энергии, это культурная энергия, энергия человеческого интеллекта. Это идея, вообще говоря, проповедуется многими русскими мыслителями. Ну, возьмите, например, идею Гумилева о создании этносов, какие-то лучи из космоса бьют по данной территории и возникает в будущем этносе консорция, объединение единоверцев и единомышленников и она создает новые базовые ценности. Т.е. вокруг каждой страны, каждого города, тем более, вокруг храма, образуется какая-то энергетическая оболочка. Она влияет на нас, и мы может даже, по некоторым гипотезам, получаем из нее информацию, это всеобщее информационное поле Земли. Хочется этому верить, чувствуешь это, но экспериментально ведь это наукой не проверено. Я был бы очень рад, если гипотеза Гумилева была доказана, гипотеза Вернадского была доказана. Очень интересно было замечание Флоренского в его письме к Вернадскому, когда он предлагал не термин ноосфера, а термин пневматосфера. Не сфера разума, а сфера духа, дух глубже, дух шире разума. «Ноосфера – сфера разума». Ну, прижился термин, не надо о терминах спорить. Энергетическая природа ноосферы это ведь не дело философов, этим пусть астрофизики занимаются. Важное дело, но здесь мы ничего сделать не можем. Наше дело другое – какова бы ни была энергетическая природа ноосферы, нам важно понять её содержательно-функциональную характеристику, а что это за устройство такое на нашей планете и в околоземном пространстве, которое можно назвать ноосферой? Ответ на это такой. Ноосфера – это единство, соборное единство, добровольное единство общества личности и природы. Когда возникает такая новая целостность, это будет не то, что делает вид «гомо сапиенс», который оказался самым вредным видом живых существ на планете, он уничтожает планету. А нужно как раз наоборот: наш разум не занимается ухищрениями для повышения максимума прибыли и развлечения и удовольствия; наш разум берет на себя ответственность за то чтобы мы не против природы, а вместе с природой развивались. И личность не против общества и общество не против личности, а вот это органическое соборное, основанное на признании самоценности друг друга, единство общества, природы и личности. Это апофеоз идеи целостности, как я считаю и, собственно говоря, опять-таки у меня нет времени об этом говорить, я много об этом писал и выступал, я полагаю, что ноосфера – это единственная реальная альтернатива гибели современной цивилизации. Вот то, что мы сейчас видим в мире, до чего довели мир, человечество те узколобые прагматики, которые ориентированы только на прибыль, на максимум; ну, мы видим, т.е. все мыслящие люди понимают, надо что-то делать, надо что-то менять. Что менять? Только тогда политика, экономика, наука и техника будут по настоящему эффективны, когда произойдет революция духа, радикальная переоценка ценностей. Когда мы перейдем от ценностей воли к власти, от ценностей антропоцентризма к ценностям воли к любви, ценностям соборности, к ценностям антропоцентризма.

И последняя черта русской философии, о которой я хотел сказать. Тут возможно меня будут критиковать, что я смешиваю философию с мировоззрением, есть такой грех. Я прекрасно понимаю разницу между философией и мировоззрением, но что делать, русская философия всегда была ориентирована идеологически, мировоззренчески, а не просто теоретически. А сейчас я в качестве последней черты хочу назвать уже чисто теоретическую черту русской философии, которая принципиально отличает её от философии Запада. Основной тупик философии Запада Нового времени – это то, что не проблематизируется субъективность. Субъективность, которая в акте интенции полагает предмет является последней реальностью. Разговор об объективной реальности это так сказать устарелая неграмотная философия, как будто мы куда-то от неё можем деться. Так вот, русская философия дает тут свет в окошке. Вот кстати мой содокладчик, в его работах очень интересно показаны как эта онтологизация субъективности, я так называю эту черту, прослеживается в работах Франка, в работах Лосского, в работах других русских философов.

Что такое «онтологизация субъективности»? Я приведу просто одно высказывание Семена Людвиговича Франка, которого я считаю величайшим философом XX столетия. Причем не из его фундаментальной работы «Непостижимое», а из его первой работы «Предмет познания». Так вот в этой первой работе, которая вышла аж в 1915 году, Франк дает исключительно интересную трактовку «cogito ergo sum» Декарта. «Cogito ergo sum», говорит Франк, это не признание того, что мы кроме «cogito» ничего знать не можем, и что мы существуем лишь постольку, поскольку мы мыслим. Не в этом дело, говорит Франк. Дело в том, что коль мы констатируем, что мы мыслим, переживаем, находимся в состоянии «cogito», то за этим стоит признание того, что мы есть. Вот это фундаментальный факт! Мы есть как существа мыслящие, переживающее и дальше мы смотрим, а каковы еще отношения человека с миром? Вот эта укорененность в бытии, которое не противостоит сознанию, а в которое включено сознание. Это замечательная мысль Франка, я пытаюсь ее развивать, но я не встречал в работах наших, чтобы кто-нибудь всерьез к этому отнесся. Ну, и из этой области у Лосского. Некоторые с улыбкой относятся к идее субстанционального деятеля, что атом и электрон обладают субъективностью, но это интереснейшая мысль. Если мы не противостоим миру как насильники, как хищники, а укоренены в этом мире, то и наша человеческая субъективность должна быть укоренена в субъективности мира. Это очень сложный вопрос: где тут душа, где тут дух, я сейчас не могу об этом говорить.

Итак, пожалуй, мне пора и заканчивать. Какие же выводы можно сделать? Вот я думаю о том, что могло бы быть, если бы мы нашу классическую философию не похоронили, и не ограничились бы теперь только ее историко-философским воскрешением. Последнее очень здoрово, и надо только благодарить тех наших историков философии, которые этим занимаются, это замечательно, но не пора ли и принять эстафету и применить рассмотренные принципы, интерпретируя их на наши современные реалии? Если эти принципы рассмотреть в единстве, то это и будет основанием того мировоззрения, которое я называю ноосферным мировоззрением. Мировоззрение, которое ориентирует человека не на максимум хищничества и потребительства, что чревато глобальной катастрофой, а на оптимум, и, причем не на утилитаристский крохоборческий оптимум, а оптимум идущий от сердечного чувства, что так же характерно для русской философии. От сердечного приятия мира, от любви к миру и от желания его обустроить.

И последний момент. Вот я заикнулся о противоречиях Бердяева. Поразительное противоречие! Бердяев не верит в переустройство этого падшего земного мира. Мы дождемся новой земли и нового царства, а сейчас можно только уйти в мир души и в мир духа. А что делает сам Бердяев? Возьмите не его теоретические работы, где он это говорит, а его работы по анализу ситуации – «Новое средневековье», «О русском коммунизме» и т.д. Да он же решает эти проблемы, он ориентирован на решение этих проблем, он поступает как типичный русский философ. От архетипов не уйдешь. Сейчас все больше и больше я вижу разочарование в постмодернизме, феноменология еще держится, но, в общем-то, зарождается стремление к синтезу. Я сейчас начал наконец-то читать лекции на философском факультете, на 51-м году своей преподавательской деятельности в философии читаю студентам четвертого курса и вижу, что души-то их открыты синтезу, им самим надоела вся эта «интертрепация». Так вот я думаю, что это от нас с вами зависит, как мы будем дальше работать, на что мы будем ориентированы. И сможет ли русская философия перейти на новый этап уже в XXI столетии. Спасибо за внимание.

Источник: http://www.za-nauku.ru//index.php?option=com_content&task=view&id=1729&Itemid=36<\/u><\/a>