Михаэль ДОРФМАН. Читая «Капитал» Маркса: капитализм как метафора
«Капитал» Карла Маркса был и остаётся новаторским экономическим трудом. Всё современное экономическое сознание не способно избегнуть влияния этого колоссального труда. Однако «Капитал» также — недооценённый литературный ше-девр из одного ряда с произведениями величайших писателей: Бальзака, Толстого, Мопассана, Достоевского, Джойса и Пруста. В «Капитале» есть что-то от греческой трагедии, а что-то – от сатиры Свифта, от викторианской драмы, от коме-дий Бомарше, от готического романа.
Преподавателя на кафедре марксизма-ленинизма Сталиниста Петровича все звали Стасом. Рассказывали, что он был боевым пилотом, воевал где-то на Ближнем Востоке, лишился ноги. Стас оказался хорошим мужиком, не сильно гнобил студентов и рас-сказывал много интересного. В частности, о том, что в его время, в 1940-е годы, многие студенты не понимали Маркса, и это было легитимной отмазкой. За-нятия на кафедре марксистско-ленинской философии никакой любви к чтению Маркса не могли привить. Маркса у нас не читали, а конспектировали. Стро-гая дева, доцент Полина Ивановна проверяла наши конспекты и подписывала каждую страницу. Умельцы научились отбелять её подписи, и конспекты пере-давали друг другу. Я Маркса тоже не понимал, но я не понимал тогда многих вещей – модернизма, структурализма, сюрреализма, постмодернизма и аб-страктной живописи. «Капитал» и есть абстрактное полотно, состоящее из деталей, непонятных и хаотических вблизи, но обретающих красоту и гармонию при взгляде издали.
Он сводит с ума
Карл Маркс первым осознал, что критика аморальности капитализма ничего не даст
Карл Маркс первым осознал, что критика аморальности капитализма ничего не даст, если законы капитали-стической экономики сродни законам природы. Поэтому Маркс посвятил жизнь анализу самого капиталисти-ческого рынка и способа производства. Необходимо было показать, что капитализм является продуктом кон-кретного исторического развития производственных отношений, вскрыть внутренние противоречия капитализ-ма, порождающие циклические кризисы и ведущие к неизбежному краху всей капиталистической системы. Решить эту огромную задачу можно было лишь художественными средствами.
«Капитал» меньше всего напоминает экономический трактат. Это радикальный модернистский литературный коллаж с противопоставлением авторского голоса и цитаты. Знаменитая фраза в «Манифесте Коммунистиче-ской партии» – «Alles Ständische und Stehende verdampft» (что на русский переводится, как «все застывшие, покрывшиеся ржавчиной»), словно предвосхищает европейский модернизм. Книга полна мифологических и ли-тературных аллюзий и ссылок. Цитаты из античных классиков перемежаются там с кулинарным рецептом, отчёты фабричных инспекторов с волшебной сказкой. «Капитал» сложен, гармоничен и противоречив, как му-зыка Арнольда Шенберга; полистилистичен, как поток сознания в «Улиссе» Джеймса Джойса; многослоен, как сумрачные видения Франца Кафки. «Его разговор не льётся по одному руслу, но столь же разнообразен, как и тома на его полках библиотеки», – записал репортёр из «Чикаго Трибюн», посетивший Маркса в 1878 году.
Письма Маркса показывают, что он думал о себе как о творческом художнике, поэте диалектики. «Что каса-ется моей работы, я скажу вам правду, – писал он Фридриху Энгельсу в июле 1865 года. – Несмотря на все возможные недостатки, которые могут иметься, преимуществом моих работ является то, что они представля-ют художественное целое». Если бы Маркс хотел написать обычный экономический трактат, он бы это сделал. Однако его проект был куда более дерзким и объект куда более сложным.
Маршал Берман в классическом теперь труде называет автора «Капитала» «одним из великих и могучих гигантов XIX века: «наряду с Бетховеном, Гойя, Тол-стым, Достоевским, Ибсеном, Ницше, Ван Гогом». «Они сводят нас с ума, когда они сводили с ума себя, а их агония породила столько духовности, что мы живём ею до сих пор», – отмечает Берман. Идея Бермана включить Маркса в список художников и писателей, составляющих канон европейской культуры, лишь на первый взгляд выглядит странной. В наше постмодернистское время фрагментарность и радикальная незавершённость «Капитала» уже не кажутся читателям столь непоследовательными и непостижимыми. Более того, через «Капитал» можно глубже понять Бетховена, Гойя или Толстого. Как может «Ка-питал» устареть, спрашивает Берман, если капитал ещё правит нашей жизнью?
На шопинг по Марксу
Habent sua fata libelli – «книги имеют свою судьбу». «Капитал» хоронили много раз и по-разному. Первый био-граф Маркса, немецкий социал-демократ Франц Меринг, приехал в Лондон для сбора материалов первой биографии основателя марксизма. Служитель библиотеки Британского музея, где Маркс работал над «Капи-талом», вспомнил: «Конечно, доктор Маркс был настоящий джентльмен. Годами он каждый день приходил в читальный зал. Однажды он перестал приходить, и больше никто, никогда ничего о нём не слыхал».
В СССР Маркса мумифицировали. Со слов редактора (в прошлом политического заключённого) Эдуарда Кузнецова, израильский писатель Марк Галесник рассказал в своей замечательной сатире «Пророков, 48» следующую историю. Где-то в 1970-х Чарли Чаплин предложил генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу обменять советских политзаключённых на покоящиеся в Лондоне останки Карла Маркса. Брежне-ву идея понравилась, и он отдал приказ исполнять. Контакты длились несколько лет, но ничего не двига-лось. Всё прояснилось, когда один советский аппаратчик поговорил с западными коллегами. Поездки на мо-гилу Маркса (и шопинг в Лондоне) были для членов сотрудников ЦК КПСС, располагавшегося на Старой пло-щади, большой привилегией. На «поездки к Марксу» был отпущен специальный бюджет, ими награждали. Очередь стояла на несколько лет. А перенос марксовых останков в Москву убил бы замечательную халяву. В конце концов, Карл Маркс до сих в Лондоне, а Кузнецова и других политзаключённых обменяли на чилий-ского коммуниста Луиса Корвалана и нескольких советских шпионов.
На капиталистическом Западе уже 150 лет не перестают заявлять о том, что Маркс больше не соответству-ет «новым временам», что марксизм изжит, а капитализма не существует. Западный марксизм переживал тёмные времена из-за разочарования СССР и Китаем. Марксизм оказался в пустыне после краха социали-стического лагеря. Свободно-рыночный неолиберализм праздновал победу корпоративной модели капита-лизма. Мильтон Фридман и «чикагские мальчики» убеждали людей, что нет смысла бороться за раздел пирога, что пирог будет расти бесконечно, и всем до-станется. Рейганизм и тэтчеризм провозглашали, что классовая борьба закончена, и если всё отдать в руки сверхбогатых и привилегированных, то богат-ство обязательно просочится сверху ко всем остальным. Новые левые отказалась от борьбы за социальную справедливость и с головой ушли в идентифика-ционные политики – в защиту прав женщин, животных, сексуальных и национальных меньшинств. Отстаивание принципов мультикультуризма и экологизма для них оказалось важнее участия в классовой борьбе. От Антонио Грамши и Герберта Маркузе левая интеллигенция отказалась в пользу Эдварда Саида и Гьятри Спивак.
Глобальный обвал финансового капитализма в 2008 году снова напомнил миру о «Капитале», выявил внутренние противоречия капитализма, открытые Марк-сом. Усилия «отменить» марксизм умножились многократно. Последний раз, кажется, это торжественно сделал банкир Карл Шваб, председатель Всемирно-го экономического форума в Давосе в январе 2012-го. Шваб заявил, что «капитализм, как мы его знаем, больше не соответствует миру, который нас окружа-ет». И с каждым следующим кризисным циклом, подтверждающим анализ Маркса, к «Капиталу» возвращаются. Когда капитализм заявляет, что капитализ-ма больше нет, это верный признак системного кризиса.
Всемирный финансовый кризис, социальные протесты в Афинах, Тель-Авиве и Нью-Йорке, арабские революции – всё это говорит о том, что марксистская социальная критика капитализма актуальна как никогда. Стремительно устаревают, не отвечая современным запросам, наполненные математикой и стати-стикой апологии безбрежного эгоизма отрицателей Маркса, а «Капитал» остаётся интересным и актуальным. Как и Достоевский или Чехов, «Капитал» оста-ётся актуальным именно благодаря глубине художественного проникновения в проблемы человека и мира.
В отличие от добротно сделанных законченных работ XIX века неоконченный «Капитал» обращён в будущее и находит отклик у новых и новых поколений чи-тателей. «Капитал» оказался ко времени и в пору великой революции в искусстве начала XX века, и в модернизме, и в постмодернизме нашего времени. Тексты Маркса продолжают пробуждать интерес, зовут вернуться, перечитать, поразмыслить. Это свойство великих произведений искусства. Ведь даже с математической точки зрения, экономическая жизнь, как и жизнь вообще, – уравнение не линейное, а трансцедентальное, а потому не поддаётся экстрапо-ляции или моделированию. Такое уравнение решается лишь подстановкой конкретных коэффициентов, и предсказать, как оно себя поведёт можно лишь силой художественного прозрения.
Михаэль ДОРФМАН. «Капитал»: сентиментальное путешествие в капитализм
Продолжение. Начало цикла — «Читая «Капитал» Маркса: капитализм как метафора».
Карл Маркс занялся политической экономией после многих лет занятий философией и литературой. Эти интеллектуаль-ные основы лежат в основе проекта «Капитала». Однако лишь личный опыт профессионального изгнанника придал убе-дительность марксову анализу экономической системы, отчуждающей порабощённых капиталом людей друг от друга и от окружающего их мира. Не удивительно, что в «Капитале» столько места уделено поиску понимания человеческих по-буждений, стоящих за материальными мотивировками и интересами.
Биография Маркса – это история человеческого отчуждения. Маркс был аутсайдером с момента своего рождения 5 мая 1818 года — еврейский мальчик в преимущественно католическом городе Трир в Рейнской области в преимущественно протестантской прус-ской Германии. Во время наполеоновских войн Трир входил в состав Франции, и его жители пользовались плодами эмансипации, принесённой Великой фран-цузской революцией. За три года до рождения Маркса Германский союз присоединил к себе Рейнскую область, и там ввела запреты на профессии для евре-ев-иудеев. Отец Карла, Генрих Маркс, принял лютеранство, чтобы иметь возможность заниматься адвокатской практикой. По меткому выражению другого крещёного еврея Генриха Гейне, крещение было паспортом в европейскую цивилизацию. Как известно, пока паспорта нет, кажется, что из-за этого все про-блемы. Однако, когда приобретаешь паспорт, то открываются глаза на всё остальное в новой жизни.
Отец поощрял любовь Карла к книгам. Другим интеллектуальным наставником мальчика был друг Генриха, барон Людвиг фон Вестфален, культурный и либе-ральный чиновник. Во время долгих совместных прогулок барон читал Карлу отрывки из Гомера и Шекспира. Его молодой спутник учил их наизусть, а затем использовал в своих трудах для примеров и притч. Барон познакомил молодого Маркса не только с музыкой и поэзией, но и своей дочерью Женни, ставшей спутницей жизни Карла Маркса.
Маркс старался воспроизводить счастливые походы с фон Вестфаленом во время семейных прогулок и пикников в Hampstead Heath в Лондоне. Водя семью гулять по воскресеньям, Маркс декламировал сцены из Шекспира, Данте, Гёте. Цитаты у Маркса, словно у Тевье Молочника, были на все случаи жизни – чтобы сразить идейного противника, оживить сухой текст, подогреть анекдотом спор, добавить эмоций, вдохнуть жизнь в неодушевлённые абстракции.
Чтобы показать, что деньги – это радикальный уравнитель, Маркс цитирует строчку из произведения Уильяма Шекспира «Тимон Афинский»: деньги – «общая шлюха человечества». Чтобы оправдать эксплуатацию детского труда на фабриках, «Капитал» у Маркса заговорил голосом Шейлока, героя шекспи-ровского «Венецианского купца»: «Рабочие и фабричные инспектора протестовали по гигиеническим и моральным соображениям, но Капитал ответил: “На голову мою мои поступки пусть падают. Я требую суда законного. Я требую уплаты по векселю”».
«Тимоном» навеяна и исключительно чёткая формулировка: «Буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархаль-ные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пёстрые феодальные путы, привязывавшие человека к его “естественным повелителям”, и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного “чистогана”. В ледяной воде эгоистического расчёта потопила она свя-щенный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую сто-имость…»
Дальше на сцену выходит «Антигона» Софокла:
«Ведь нет у смертных ничего на свете, Что хуже денег. Города они Крушат, из дому выгоняют граждан, И учат благородные сердца Бесстыдные поступки совершать, И указуют людям, как злодейства Творить, толкая их к делам безбожным»
Иначе невозможно в опровергнуть мистификацию капитала, где «корысть – это хорошо», где прошлые грехи жадности, корыстолюбия, лихоимства, сребролю-бия и стяжательства объявлены достоинствами. Для критики анахронических экономических теорий Маркс призывает на помощь Мигеля де Сервантеса: «…Ещё Дон Кихот должен был жестоко поплатиться за свою ошибку, когда вообразил, что странствующее рыцарство одинаково совместимо со всеми экономи-ческими формами общества».
Сохранились списки разнообразной литературы, прочитанной Марксом в студенческие годы. Он штудирует «Историю искусств» Иоганна Иохима Винкельма-на, читает труды о жизни животных, самостоятельно учит английский и итальянский языки, читает Френсиса Бэкона, переводит «Риторику» Аристотеля и «Германию» Тацита. Это, казалось бы, беспорядочное чтение позже пригодилось в столь обманчиво-хаотичном строении «Капитала», чем-то напоминающе-го готический собор.
В студенческие годы Маркс пробовал себя в литературе. Он написал сборник стихов, драму в стихах. Беллетриста из Маркса не получилось. Советское определение «документальная проза», увы, не подходит для «Капитала». Хотя «Капитал» не вписывается ни в один жанр. «Капитал» уникален. Ничего по-добного не было, ни до, ни после него. Только так и можно было решить задачу деконструкции и историзации капитализма, преподносящего себя, как след-ствие естественных законов и неизбежный итог развития человечества. И до Френсиса Фукуямы находились апологеты капитализма, объявлявшие: эта фор-мация – конец истории.
В студенческие годы Маркс написал роман «Скорпион и Феликс», навеянный полным лирических отступлений «Сентиментальным путешествием по Франции и Италии» Лоренса Стерна – знаковым произведением английской литературы, новаторским «романом романов», разительно непохожим на все романы, пи-санные до того, а ещё и пародирующий всех их. Английский биограф Маркса Френсис Вейн сравнивает структуру «Капитала» с «Сентиментальным путеше-ствием». Маркс любил эту книгу со студенческих лет. Тридцать лет спустя он открыл предмет, позволявший следовать свободной, распадающейся на части новаторской манере Стерна. Подобно «Сентиментальному путешествию», «Капитал» полон парадоксов и гипотез, замысловатых пояснений и причудливого шутовства, увлекательных чудачеств и оборванных повествований. Марксово «сентиментальное путешествие» в капитализм, вероятно, навеяло и название нашумевшего фильма Майкла Мора «Капитализм: История любви». Как иначе можно было адекватно объяснить таинственную, перевёрнутую с ног на голову логику капитализма?
«Капитал»: сентиментальное путешествие в капитализм.
«Что в том тебе, что шепчутся о нас?», – говорит Вергилий, проводя Данте по Чистилищу. Маркс спускается в преиспод-нюю капитализма в одиночку. Потому и замечает в предисловии: «Я буду рад всякому суждению научной критики. Что же касается предрассудков так называемого общественного мнения, которому я никогда не делал уступок, то моим деви-зом по-прежнему остаются слова великого флорентийца: «Segui il tuo corso, e lascia dir le genti!» («Следуй своей доро-гой, и пусть люди говорят что угодно!»)». Маркс предлагает нам новое литературное путешествие.
Маркс и не думает скрывать литературных прототипов своего путешествия в преисподнюю капитала. Даже среди самых сложных теоретических абстракций, читатель «Капитала» не теряет чувства постоянного похода за истиной: «Давайте оставим эту шум-ную область рынка, где всё происходит на виду у всех, когда всё кажется открытым и честным. Мы будем следовать за владельцем денег и владельцем труда туда, где скрыто производство, мы переступим порог ворот, над которыми написано: “Вход только для предпринимателей”. Здесь мы обнаружим не только, как капитал производит, но и как производится он сам. Наконец-то мы сможем открыть секрет получения прибавочной стоимости».
На английских спичечных фабриках половина рабочих – дети, некоторым всего по шесть лет, а условия — настолько ужасные, что «только самая горемыч-ная часть рабочего класса, полуголодные вдовы и т. д. отдают туда своих детей». Маркс пишет: «Рабочий день, продолжительность которого колеблется между 12–14 и 15 часами, ночной труд, нерегулярное питание, по большей части в помещении самих мастерских, отравленных фосфором. Данте нашёл бы, что все самые ужасные картины ада, нарисованные его фантазией, превзойдены в этой отрасли мануфактуры».
Ад капитала плотно населён. «Капитал — это мёртвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живёт тем полнее, чем больше живого труда он поглощает». Вампир здесь — образ новаторский, появляется за 20 лет до того, как Брем Стокер популяризовал Дракулу и пустил гу-лять по миру многочисленный «вампирский жанр» поп-культуры. А что ещё можно найти в мире «призрачной объективности» капитала?
Вот другой литературный герой «Капитала»: «Из пёстрой толпы рабочих всех профессий, возрастов, полов, преследующих нас усерднее, чем души убитых преследовали Одиссея, рабочих, чей вид… с первого взгляда говорит о чрезмерном труде, мы возьмём ещё две фигуры: модистку и кузнеца. Разительный контраст между ними лучше всего доказывает, что перед лицом капитала все люди равны». Это преамбула для рассказа о Мэри Энн Уокли - 20-летней ра-ботнице, погибшей «от простого переутомления». 26 часов подряд она шила шляпки для гостей на балу у принцессы Уэлльской в 1863 году. Работодатель («Дама с приятным именем Элиза», как иронически замечает Маркс) была возмущена, обнаружив, что работница умерла, не успев закончить пришивать украшения.
Здесь «Капитал» уже заговорил голосом Чарльза Диккенса, которого Маркс очень ценил. Известный головорез Билл Сайкс призван отразить атаки буржуаз-ных экономистов, утверждавших, что критика подчинения человека машине разоблачает Маркса как врага социального прогресса, не желающего никакой ме-ханизации труда: «Господа присяжные, конечно, этим коммивояжёрам горло было перерезано. Но это — не моя вина, а вина ножа. Неужели из-за таких вре-менных неприятностей мы отменим употребление ножа? Подумайте-ка хорошенько! Что было бы с земледелием и ремёслами без ножа? Не приносит ли он спасение в хирургии, не служит ли орудием науки в руках анатома? А потом — не желанный ли это помощник за праздничным столом? Уничтожьте нож — и вы отбросите нас назад к глубочайшему варварству».
В «Оливере Твисте» Билл Сайкс ничего такого не говорит. Это сатира, сочинённая самим Марксом. Указывая на ряды книг на своих полках, он говорил «Это мои рабы… Они должны служить мне, как я того пожелаю». Эти «рабы» и доставляли ему руду для отливки громады «Капитала».
Его призрачная объективность
Очевидно, что знаменитые «Парижские пассажи» Вальтера Беньямина, составленные в основ-ном из цитат французской и немецкой литературы, с вкраплениями авторского текста, вышли из «Капитала». «Пассаж – это фантом, пронзающий на своём пути стены». Беньямин назвал свой метод «литературный монтаж». «Его разговор не льётся по одному руслу, но столь же разнооб-разный, как и тома на его полках библиотеки», – записал репортёр из «Чикаго Трибюн», посетив-ший Маркса в 1878 году. Цитата, монтаж-конструирование, инверсия, оксюморон – все эти нова-торские, постмодернистские принципы Беньямина уже есть в «Капитале». «Пассажи» столь же незавершённые, как и «Капитал», столь же многоплановые. Хотя очень трудно говорить о еврей-ских истоках творчества как Беньямина, так и Маркса, однако, именно такая комбинаторика лежит в основе каббалы. А каббала тоже ведь, кроме всего прочего, – метод обретения открове-ния и постижения действительности.
В 1976 году С. С. Правер написал 450-страничный труд, посвящённый литературным ссылкам у Маркса. В первом томе «Капитала» есть цитаты из Библии, Шекспира, Гёте, Мильтона, Вольте-ра, Гомера, Бальзака, Данте, Шиллера, Софокла, Платона, Фукидида, Ксенофонта, Дефо, Сер-вантеса, Гейне, Вергилия, Ювенала, Горация, Томаса Мора, Сэмюэля Батлера. Ещё там есть ал-люзии на волшебные сказки, рассказы-ужастики, английские романтические романы, народные песни и джинглы, на мелодраму и фарс, на античные мифы и притчи.
Однако Маркс понимал невозможность деконструкции капитализма простой комбинацией цитат из других книг. В первом томе он с презрением пишет об экономистах, которые «под парадом ли-тературно-исторической эрудиции или примеси посторонних материалов, скрывают их чувство бессилия от того, что учат других тому, чего не понимают сами».
По мере исследования, Маркс достраивал и перестраивал «Капитал» всю жизнь. Он постоянно запаздывал со сроками. Первые гонорары пришли уже после его смерти. Маркс и не скрывает, что «никто не может почувствовать литературные недостатки “Капитала” сильнее, чем я».
«Капитал» породил бесчисленные тексты, анализировавшие экономические аспекты книги, теории труда и заработной платы, стоимости и капитала. Лишь немногие критики обратили серьёзное внимание на литературные достоинства текста. А ведь именно художественные достоинства текстов обеспечивали успех великих учений. Фрейд не стал бы Фрейдом, если бы не обладал незаурядным писательским даром. Да и капитализм не обрёл бы свободно-рыночной идеологии, не будь Мильтон Фридман незаурядным писателем и пропагандистом своих идей.
Удивительно, как мало людей серьёзно рассматривало «Капитал» с точки зрения литературы. Возможно, причина в том, что многослойная и полистилисти-ческая структура «Капитала» не позволяет с лёгкостью занести книгу в какую-то категорию. Книгу можно читать как огромный и запутанный готический роман, где героев порабощает и потребляет монстр капитала, которого они сами создали: «Капитал приходит в мир, забрызганный кровью с головы до ног, и кровь сочилась и из каждой поры».
Можно читать «Капитал», как викторианскую мелодраму или как чёрный фарс. В разоблачении «призрачной объективности» товара, в выявлении разницы между героическим образом и бесславной реальностью капитализма, Маркс использует классический метод комедии – разоблачение доблестного рыцаря из блестящих доспехов, чтобы выявить там жалкого голенького и пузатенького человечка.
Порой «Капитал» – античная трагедия. «Подобно Эдипу, актёры Маркса излагают человеческую историю, находясь в тисках неумолимой необходимости, которая разворачивается независимо от того, что они делают», – пишет Чарльз Франкл в сборнике «Маркс и современная научная мысль». Порой «Капитал» – сатирическая утопия, вроде земли гуигнмов в «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта, где все пассажи радужны, всё прекрасно, и только человек — подлый и грязный. В версии Маркса капиталистическое общество подобно ложному раю, где не лошади, а «товар» с «капиталом» опускают обычных людей в состояние бессильных, отчужденных йеху.
Ирония, жёсткий, парадоксальный, далеко не на любой вкус, еврейский юмор — помогают Марксу осознать ненормальную логику капитализма. Это обстоя-тельство прошло мимо внимания большинства критиков и исследователей, хотя иронией пропитана вся книга. Почти забытый сейчас американский историк Эдмунд Уилсон предлагает прочесть «Капитал» как сатиру. Танец товаров, потешное столкновение различных систем ценностей, несоответствие радужных обещаний капиталистического рая мрачной, хорошо документированной картине грязи и страданий, которые создают капиталистические законы на практике – всё это удел сатиры.
Уилсон считал «Капитал» пародией на классическую экономику. «Никто и никогда со столь смертоносно разящим психологизмом не отображал этой челове-ческой натуры с её бесконечным безразличием, способностью не замечать боль, которую мы наносим другим, когда у нас есть возможность получить от них что-то для себя, – пишет Вильсон. – Занявшись этой темой, Карл Маркс стал одним из величайших мастеров сатиры… Маркс, безусловно, — лучший са-тирик со времен Свифта, и имеет много общего с ним». Перечитывая «Капитал», вместе с Диккенсом и Свифтом, я слышал ещё один саркастический голос, который опознал лишь с трудом – Ярослава Гашека, бессмертного «Бравого солдата Швейка», тоже вышедшего из «Капитала».
«Капитал»: сентиментальное путешествие в капитализм;
«Капитал»: спуск в преисподнюю
«Все мы вышли из гоголевской шинели», – сказал Фёдор Достоевский о русской литературе. Вся современная западная философская мысль вышла из «Капитала», подверглась влиянию этой великой книги, даже если спорила с его автором и опровергала его. «Капитал» напоминает средневековый готический собор, строившийся поколениями, концентрировав-ший в себе культурные достижения и генерировавший культурный потенциал для будущего. «Капитал» — лишь первая часть огромного проекта. Маркс замыслил написать шесть частей: ещё «Недвижимость», «Наёмный труд», «Государ-ство», «Международная торговля» и «Глобальный рынок». Он сумел завершить лишь первый том «Капитала», оставив другим задачу завершить его труд.
Открытость и незаконченность «Капитала» больше полутора веков призывает лучше умы достраивать и улучшать здание этого собора. Собственно, в рус-ском значении «собор» – не столько стены и крыша, сколько всеобщее собрание, калька греческого «католико» – вселенский, всеобщий. В соборном хоре го-лосов звучат не только предшественники, но и последователи, продолжавшие строительство монументального здания марксизма Георг Лукач и Антонио Грам-ши, Вальтер Беньямин и Жан-Поль Сартр, Жак Деррида, Славой Жижек и Ален Бадью, множество других мыслителей и художников.
У Маркса было множество самых неожиданных читателей. Германский канцлер Отто фон Бисмарк сделал выводы из «Капитала» и ввёл первое в истории за-конодательство общественного благосостояния, по которому Западная Европа жила более полутора веков. Формуляр Адольфа Гитлера в Венской городской библиотеке свидетельствует о том, что он внимательно изучал Маркса. Читателем Маркса был и Римский Папа Иоанн-Павел II – наверное, единственный де-ятель мирового значения, критиковавший капитализм в пик глобализации и торжества свободного рынка.
Отношения между Россией и Марксом складывались непросто. Маркс никогда не верил, что его идеи смогут найти в России понимание. Он видел в России оплот всего реакционного. Отношения России с Марксом — ещё сложней. Когда Плеханов в 1872 году подал в цензуру перевод «Капитала», то цензоры его неожиданно разрешили. Книга показалась им слишком учёной, не подвергавшей критике существующий порядок. Если там и содержится критика, записали цензоры в своём заключении, то это и критика западного капитализма, с которой в России многие согласятся. Россия же, по мнению цензора, — страна не капиталистическая, а потому критика «Капитала» её не касается. И ещё одно успокоило цензора – книга Маркса чисто научная, читается с трудом, требует специального образования, а потому нет опасности, что её используют для революционной пропаганды.
Интересно, что Виктор Шкловский сравнивал пошив шинели Акакия Акакиевича со строительством собора. Из мрака гоголевской шинели вышли Ставрогин и Иван Карамазов, возможно, Ленин и Сталин. Хотя они тоже внесли свою лепту в здание марксизма, принесли его идеи в страны и на континенты, самому Марксу казавшиеся недостижимыми. Как и любое великое учение, марксизм не обязан быть цельным и, тем более, законченным. «Капитал» ведь тоже на-меренно фрагментарен, многопланов и незакончен. Марксизмов может быть много, как много течений у христианства. Марксизм Маркса и кружка его последо-вателей отличается от марксизма съездов КПСС в той же степени, в какой христианство Иисуса и Павла отличается от религии Вселенских соборов. Но это не повод отнимать у них имя, которым они гордились.
Неудачные попытки воплощения марксизма лишь показывают обречённость стараний «обжулить Маркса» и построить социализм без обеспечения демокра-тии и прав человека, хотя бы в том объёме, которые предоставляет буржуазная демократия. Идея диктатуры пролетариата, обронённая Марксом в статье о Парижской коммуне, значила совсем иное, чем в поздних интерпретациях. Может быть, правы левые коммунисты, утверждающие, что социализм – враг ком-мунизма. Может, провал строительства коммунизма в СССР и Китае объясняется не только тоталитарной системой, но и тем, что там по разным причинам не могли обеспечить изобилия, необходимого для строительства коммунизма. «Утверждать, что якобы марксизм обязательно ведёт к сталинизму, – пишет Эрик Хосбаум, – всё равно, что заявлять, что христианство обязательно ведет к папскому абсолютизму, а дарвинизм — к социал-дарвинистскому прослав-лению необузданного капитализма».
Социализм стал крупнейшим реформистским движением нашего времени. Через семьдесят лет после смерти Маркса треть человечества, хорошо или плохо, но жила в политических режимах, вдохновлённых его идеями. И сегодня 20% человечества продолжает жить. Мало кто из интеллектуалов и писателей сумел так сильно изменить мир. Обычно это делали политики, военачальники и учёные. Фрейд тоже изменил жизнь очень многих людей, но не общественный строй.
«Единственные мыслители, добившиеся сопоставимого с Марксом статуса, — были основатели мировых религий. Из них лишь учение Мухаммеда победи-ло в сопоставимых масштабах и с такой быстротой, – пишет Хобсбаум. – Никто не мог предсказать такой известности нищему и нездоровому еврейскому изгнаннику, человеку, который однажды заметил, что никто никогда не написал так много про деньги, и имел их так мало».
«Капитал»: сентиментальное путешествие в капитализм;
«Капитал»: спуск в преисподнюю;
Соборность «Капитала»
«Это кажется парадоксальным и противоречащим повседневному опыту… Тем не менее — парадокс и то, что Земля дви-жется вокруг Солнца, и что вода состоит из двух легковоспламеняющихся газов. Научные истины всегда парадоксаль-ны, если судить из повседневного опыта, который улавливает лишь обманчивую природу вещей». Парадокс — тоже ло-гический оператор «Капитала». Прибыль возникает от продажи товаров по их «реальной» стоимости, а не, как можно было бы предположить, от надбавки к цене. Здесь Маркс позволил себе одну из весьма немногочисленных аналогий (в главе «Стоимость, цена и прибыль»)
Функция метафоры - заставить нас взглянуть на вещи заново путём перевода их качеств во что-то другое, превращая знакомое в незнакомое или наоборот. Людовико Сильва, венесуэльский исследователь Маркса (опираясь на этимологию «метафоры» как передачи) заключает, что ка-питализм сам по себе является метафорой, процессом отчуждения, превращающим субъекта в объект, потребительную стоимость в обменную, человече-ское в чудовищное. Метафора капитализма как объективной и универсальной закономерности человеческого развития позволяет представить продукт чело-веческого творчества как «товар», который сам якобы определяет условия производства. Другими словами, субъект – человек, рабочий — превращается в объект, в то время как объект (продукт труда) обретает собственную сущность, превращаясь в субъект, «товар», в нечто онтологическое и неподвластное человеческой воле. Только художественная деконструкция способна сорвать покров с «тайны товарного фетишизма».
В таком прочтении литературный стиль «Капитала» – вовсе не украшение сухого экономического тек-ста, а единственно подходящий язык, способный выразить «обманчивую природу вещей», которая не вмещается в термины, границы и условности существующих дисциплин - таких, как политическая эко-номия, антропология и история. Короче говоря, «Капитал» уникален. Ничего подобного не было ни до, ни после. Только так и можно было решить задачу деконструкции и историзации капитализма, преподносящего себя как следствие естественных законов и неизбежный итог развития человече-ства. Охотники объявить капитализм концом истории находились и до Френсиса Фукуямы.
Без художественного постижения сути вещей невозможно опровергнуть аксиому о том, что якобы все люди, во все времена и во всех обстоятельствах стремятся исключительно к максимальной выгоде для себя, что «невидимая рука» необузданной конкурентной борьбы всех против всех приносит мак-симальную общественную пользу, что всякое вмешательство в дела рынка вредно и противоречит че-ловеческой природе. Подаётся и преподаётся весь этот радикальный эгоизм не как средство для оп-тимизации экономических моделей, а как нерушимый закон природы и общества. «Капитал» Маркса не создаёт теологию, хотя его не раз пытались возвести в канон. Наоборот, «Капитал» деконструиру-ет порабощающую теологию, ставящую божества «экономики» и «рынка» над человеком. Посред-ством заработной платы происходит отчуждение человека от продуктов его труда. Капитализм стре-мится приватизировать всё общественное и коммерциализировать всё приватное.
Капитал «Маркса» стал основой современного гуманизма, который не только критикует аморальность капитализма (это делали и те, кого Маркс называет утопистами), но и создаёт человеческие, гумани-стические основы для творческого труда. Путешествие Данте в ад помогает понять его время верней сотен научных трактатов, но ещё больше служит развенчанию средневековых догм и постижению гуманистических основ человеческого бытия. Поход с Марксом в ад капитализма даёт постижение феноменов нашего времени, а ещё — понимание того, что экономические законы – это всего лишь человече-ское творение, что человек – творец товаров - является и творцом рынка, экономических законов, может и должен их менять для общественного блага.
Сегодня на площади и улицы Нью-Йорка и Монреаля, Мадрида и Афин, Каира и Тель-Авива вышли миллионы людей, понявших, что капитализм не работает для их блага. Апологеты капитализма цинично вопрошают их: «А чего вы хотите? У вас нет рецептов. Вы не понимаете, как работает рынок». Правда заклю-чается в том, что экономическая система так запуталась, что никто сегодня точно не понимает, как работает рынок. В лучшем случае, понимают, что про-исходит в их углу, где они извлекают прибыль. Нынешние протесты «оккупай», скорей, похожи на экологические движения 80-х, тоже научно не осознавших последствия загрязнения среды обитания, однако добивавшихся решений. Свободно-рыночная экономическая наука всё больше напоминает «научный ком-мунизм» времён СССР и не способна дать спасительных рецептов. В этой ситуации надо отдать должное интеллектуальной смелости и честности демон-странтов, сумевших понять главное – система гнилая.
Маркс не закончил своего шедевра. Первый том был единственным, появившимся при его жизни, а последующие тома были собраны другими уже после его смерти на основе записок и проектов, которые остались после Маркса. Труд Маркса остался незавершённым, как сама капиталистическая система. Тем более, в «Капитале» нет готовых ответов на все вопросы. Однако там есть метод деконструции, сила художественного воображения, помогающая сбросить оковы угнетения. Вопрос ведь не стоит, что «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим….» Вопрос стоит о том, как сделать нынешнюю экономическую систему лучше, потому что то, что есть, больше не работает.
Как это не работает? Люди занимаются бизнесом (делом,производством товаров) кто-то служит власти, кто-то бездельничает, кто-то занимается криминалом. У большинства населения цель жизни увеличить материальные блага или счет в банке. Так есть и будет.
Отправлено: 11.08.12 20:17. Заголовок: Логос пишет: Как эт..
Логос пишет:
цитата:
Как это не работает?
Современный мир столкнулся с противоречием, затрагивающим саму возможность существования цивилизации. Это противоречие между масштабами современного капиталистического производства и потребления – с одной стороны, и ограниченностью материальных ресурсов Земли – с другой. Решить различные экологические проблемы невозможно без ликвидации частной собственности на средства производства. Сегодня можно с уверенностью утверждать, что капитализм – тупиковая ветвь человеческой цивилизации, само существование которой несовместимо с капитализмом. Только, к сожалению, немногие это понимают, и вполне возможно, что в конце концов всё закончится всемирным апокалипсисом, в результате которого Земля станет подобна планете Десса из советского н/ф фильма "Через тернии к звёздам".
наука показывает, что нет неразрешимых вопросов, особенно по части выгоды. Любая проблема будет решена, жаль что не так быстро как хочется. Уже научились из мусора(пластика) делать стройматериалы и долговечные дома. А потребление,перепроизводство... Сколько нуждающихся на Земле вы и сами знаете и не все еще обеспечены даже самым необходимым.
Отправлено: 11.08.12 20:42. Заголовок: Я просто указал на т..
Я просто указал на то что очень вероятна трагическая развязка истории человечества. У нас не один кризис, целая констеляция, экологический, демографический, распространения ядерных вооружений, конфликт между богатым севером и бедным югом, СПИД, дикое социальное неравенство. Ну достаточно. То есть жестокое сокращение потребления и его спутник уравниловка, никакого золотого миллиарда, никаких миллионеров, миллиардеров, должно произойти немедленно, только в разрешение экологических проблем нужны космические по масштабам инвестиции. Это может быть лишь результатом мировой революции - этого не произойдёт очевидно совершенно в обозримом будущем.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 8
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума