Отправлено: 06.10.10 16:10. Заголовок: *ХРИСТИАНСТВО КАК АБСОЛЮТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ*

Алексей Болдырев

*ХРИСТИАНСТВО КАК АБСОЛЮТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ*

1. От Адама. Пролог на небе

Есть то, что можно описать лишь взрывообразным подвигом экспрессии, сверхновой вспышкой Слова, бывшего у Бога, Оно же, как известно, для нас, спасаемых, обезумевших Бога ради, и есть Бог. Слово вошло в мир, всколыхнуло его, провело череду манифестаций. Оно поставило на служение когорту своих пламенных революционеров, при сильном ветре глаголавших на всех языках языками огня. Огонь, который никогда не возвращается на сожженное место, — это язык революции. А Благая Весть ее от железного языка раскричавшегося колокола пронеслась с боями колокольными по городам и весям своим огнедышащим, малиново-красным звоном. Набатные колокола — железные рты революции.

* * *

Впрочем, в указании на религиозную природу всякой революционности — научной, эстетической, социальной — нет ничего нового. В более или менее абстрактной форме эта идея уже очень давно носится в воздухе и получает свое выражение. Да вот беда: данное выражение само не всегда адекватно содержанию, то есть не революционно. Светское толкование революции как глубокого качественного изменения, травмирующего скачка и прерванной непрерывности восходит к изначальным и куда более радикальным религиозно-метафизическим построениям, подчеркивающим пропасть между Богом и миром. Монотеизм — колыбель революционной идеи в ее наиболее полной, глубокой и совершенной форме. Это простейшее соображение служит отправной точкой наших дальнейших размышлений.

Вообще серьезный разговор о революции предполагает движение вглубь от социально-экономических, политических и даже философско-исторических изысканий, способных лишь на феноменологическую описательность, к анализу корней, то есть самого ноумена, фундаментальным образом зафиксированного в богословско-метафизической традиции как предельной, пограничной, преображенной Откровением рациональности. Именно в ней запрятан меч-кладенец, или концептуальное оружие, которым тайно владеют современные творцы глобальной информационной политики. Как раз с их подачи термин «эволюция» царствует ныне во всех областях культуры, вплоть до секретных и полусекретных неоспиритуалистических сект, агрессивно подавляя собой всевозможные проявления революционных энергий. Если для этих творцов и желательна какая-либо революция, то непременно «бархатная», управляемая, подобная спровоцированному финансовому, демографическому, этнокультурному кризису, или даже, с учетом современных возможностей, кризису цивилизационному.

Поэтому сегодня особенно важно сорвать с революции профанические одеяния, в которые ее тщательно укутывают, уничтожить негативные ассоциации, которые это слово порой вызывает, и попытаться явить ее подлинное лицо. А начать следует «от печки», или, буквально, от Адама, выясняя отношения в «вечном треугольнике»: мир, Бог, человек, описывая также некоторые типичные экзистенциальные ситуации.

Вся бренная человеческая культура исполнена слезными жалобами на жизнь. Художники и поэты, музыканты и философы буквально завалили небесную канцелярию своими челобитными. Пишут и пишут, как шизофреники по начальству. Оптимизм доступен только крайне поверхностному восприятию. Да и чего стоит «короткое безумие счастья» на фоне ампирной массы страданий. Эмоциональный окрас жизни — смертельная тоска. Вот тут, кстати, выяснилось, что для того, чтобы просто жить, нужно, оказывается, иметь особого рода мужество. Мужество быть. А не то станешь истеричкой выпрыгивать из окошка или напридумаешь себе «головное» самоубийство. Имей мужество смириться и тащи свой крест, покуда он тебя не раздавит. Если притерпелся к наплывающему абсурду, то будешь только вежливо улыбаться, словно тебе рассказали не очень смешной анекдот. Завели в дурацкую комнату смеха с неровными зеркалами, похожими на слезы, что застыли в нелепом беспорядке, и говорят: «Веселись, юноша, в юности своей». А вокруг народ хохочет заразным таким хохотом.

Если в конце концов выпил до дна пресловутый «кубок бытия» вместе с премудрым осадком и все понял, и несешь в себе сартровскую тошноту, то изблюет тебя Бог из уст своих. Ибо этого мало. Созерцательный пессимизм, даже самый совершенный, есть интеллектуально оформленный грех уныния. В откровенных рассуждениях о человеческом мире всегда просматривается сосущая безысходность мудрости, испускаемой виртуальной фигурой Екклесиаста, или Проповедника. Кареглазый дряхлеющий созерцатель глубокомысленно сидит где-нибудь у себя в Нижних Садах, опершись на посох, усеянный драгоценными каменьями, и вслушивается в журчание искусственных ручейков. Между тем, печальные и справедливые мысли его уже не одно столетие блуждают по Интернету общечеловеческого сознания, как некий утешительный приз.

А в действительности вот тебе — церковь с розановской свечечкой и пьяненьким священником, а вот — кабак, где бывают богоискатели мармеладовы; там — икона, тут — топор. На богатырском распутье выбор: или скит, или большая дорога. Есть, правда, середина — покойный путь, — на котором копошится, мертвея, «паюсная икра сплоченной посредственности», или «золотой миллиард». Но все это, разумеется, — не то, все это, как в песне поется, — не так, как надо. Везде плохо. Там хорошо, где нас не может быть никогда.

Перед лицом по-настоящему большой и радикальной альтернативы Запад и Восток, Север и Юг, все сакральные географии и геополитические схемы теряют всякий смысл. Когда есть неистребимая тяга к невозможному, то даже лучший из всех возможных миров покажется сумасшедшим домом. А она есть, ибо есть Бог. Тогда любая социология и политика, все эти гуманизмы и фашизмы, любое культургерство напоминают суету идиотов, которые с помощью клистира хотят затушить мировой пожар. Бог — самый последовательный нонконформист. Уж Он-то знает, какая приятная перспектива всех нас ожидает. Наиболее глубокий архетип революции — это Конец Света.

Самые проницательные спорят лишь о том, чья же это ошибка, — наш треклятый мир, — Бога или природы? Или, может быть, это ошибка Люцифера, его незадавшееся творение? Дьяволов водевиль, да к тому же и неудачный? А еще врут, что демонизм всегда гениален. Как закоренелый рецидивист, мир неисправим в принципе. Так, между прочим, любил говорить один сочинитель, который всю жизнь писал трактат «Гностические идеи в творчестве Достоевского».

Пресловутый зазор между сущим и должным, когда он вызывает в нас экстравертную активность, мгновенно превращается в мягкую, незаметно засасывающую ловушку. Реальность вроде бы податлива к улучшающим ее переменам, ободряет человека, увлекая его на путь познания и действия. Она совершенно по-женски мягко стелет, поглаживая его по головке. Он и рад стараться: новые открытия в науке и технике, новые факты, перестройки, борьба за гармонию и справедливость и т. п. Поначалу его настораживает, пожалуй, только одно: что-то конца и края этому не видно. Женщина оказалась уж больно ненасытной. Сколько ни вкалывай — горизонты познания и действия все так же далеки. Прямо дурная бесконечность. А его успокаивают: «Да нет, что Вы, это всего лишь бесконечный прогресс». Он же тол

 Отправлено: 06.10.10 16:10. Заголовок: 3. Заграница последн..

3. Заграница последней тайны

В разных областях знания и творчества мы сталкиваемся с известного сорта парадоксом, наша странная приверженность которому наводит на далеко идущие размышления. Его можно назвать парадоксом реверса, когда самый последний шаг возвращает к самому началу, когда предельная сложность разрешается простотой, неведомый шедевр оборачивается примитивом и великое совершенство почему-то становится похожим на несовершенное.

Кто знает, как лучше всего изобразить Бесконечность, Пространство, Вечность? От подобных слов начинающие интеллигенты впадают в романтическую дрожь и, охваченные трепетом банального глобализма, силятся выразить нечто масштабное, высокое. Но приходит гений и заявляет: Вечность? Да это ведь баня с паучком.

Будто желая проиллюстрировать собой гегелевский диалектический закон, переразвитые искусство и философия вдруг начинают тяготеть к неореализму в его многочисленных обличиях, к народности и стилизованной архаике, к убожеству экзистенции. И все это, заметьте, не случайная мода, а спонтанный порыв, внутренний импульс — результат гениального чутья. Или другой пример. Как лучше всего спрятать вещь? А так, как это делают совсем уж бесхитростные детишки — оставить чуть ли не на самом видном месте. Уж на что силен богатырь, а все-таки тот невзрачный мужичок, что идет со своей кошелкой — сильнее его. И здесь следы парадокса спонтанного реверса, по-гегелевски воскрешающего изначальное. Всех прекрасней — Царевна Лягушка, а умнее всех — как будто бы дурак. Конечно, необходимо обладать немалой степенью изощренности, чтобы по-настоящему оценить глубокий смысл указанного парадокса, поверив и познав, что так оно и есть на самом деле. Загадочная прелесть детских воспоминаний, ностальгические удары памяти, очарование кольцевых композиций в музыке и поэзии, спиралевидное движение всякого мастерства, знания, умения, — все это говорит об одном, и все это в бесчисленных нисходящих отражениях рассыпано в человеческом мире. Сознание в плавных ритмах эволюционного становления стремится к вершине и вдруг вне всякой парадигмальной заданности — шокирующий и все проясняющий срыв к подножию парадокса. В результате формируется интуиция подлинного, истинного как абсолютно нежданного, простого и первичного. Гений, охваченный высоким безумием, безусловно, друг такого парадокса.

О чем свидетельствуют эти примеры? Во-первых, о том, что человеческая культура все-таки по инерции сохраняет в себе остатки ее единого, первичного и богооткровенного Истока. Хотя, конечно, эти остатки дают о Нем весьма слабое и приблизительное представление. Во-вторых, опираясь на приведенные примеры, можно попытаться хоть как-то прояснить последнюю тайну христианства. А христианство есть наиболее глубокое и точное выражение абсолютно строгого монотеизма. В нем достигнута предельная экспрессивная мощь, обнаруживающая, что такое поистине Бог Авраама, Исаака и Иакова — разумеется, в той мере, в какой это вообще доступно человеческому пониманию. Совершенство христианства в том, что оно содержит в себе парадокс абсолютного реверса, во всей его изначальной архетипической силе. Именно вследствие такого совершенства оно оказалось особенно уязвимым под натиском профанических искажений, антропоморфизаций, чересчур усердного догматизма. Но речь сейчас не об этом.

Неведомый Бог, грозно отсекающий всякую тварность, безмерно превосходящий даже свое превосходство над уровнем человеческого, вдруг являет себя Богочеловеком. Восхождение на Синай к запредельному Богу — это уже великая революция, но явление Христа — это поистине революция в революции. Оно разом и подчеркивает, и преодолевает чудовищную пропасть между Богом и миром, Богом и человеком. Эскалация трансцендентного прорывается в имманентное как богочеловеческое. Такой парадоксальный прорыв действительно кажется «освобождающим варварством» и не столько на фоне переутонченной греческой мудрости, сколько на фоне девственно чистенького и строгого иудейского монотеизма. Христианская теофания вбирает в себя весь пафос дистанции между Творцом и тварью, всю меру отличия между ними, всю силу мироотрицания. Настоящего христианина не удивишь и не шокируешь никакими, даже самыми радикальными версиями монотеизма. Повторю, Сын как обнаженная тайна Отца, преодолевая великий трансцендентный провал, подчеркивает его глубину и, подчеркивая, преодолевает.

Да, собственно говоря, чистый трансцендентизм не может быть ни религией, ни метафизикой, ни каким-либо духовным опытом, не впадая в противоречие с самим собой. Он вынужден неявно признавать связь между Богом и человеком, изобретая хитроумные понятийные конструкции и мифопоэтические образы. Такой трансцендентизм есть стыдливое, латентное христианство, застрявшее на полпути к своему полному обнаружению, поскольку на высших этажах своих метафизических построений он лишен героического принципа теофании. Христианство же с вызывающей смелостью утверждает богочеловеческую связь, внося ее и в свое эзотерическое ядро и провозглашая ее миру. Это подобно жесту Александра Македонского, с утонченной грубостью разрубающего Гордиев узел. Суть христианства можно условно обозначить как «аристократический неопрофанизм».

Любое обнаружение (проявление), даже самое высокое, сознательное и сложное, неизбежно страдает известной наивностью, стихийной непосредственностью. От него в любом случае за версту несет детским садом. Онтологическое — всегда бесстыдно наивное и всегда немного бездарное. Поэтому-то любое проявление уязвимо и беззащитно.

Христианство, исповедуя дерзкое Богоявление, не убоялось этого. Вопреки всем издержкам и превратностям, сопутствующим проявлению, оно решилось признать революционное упрощение, умаление Бога, не просто оставаясь в границах монотеизма, но разглашая его последние тайны. Мощное вторжение в среду падшей тварности утвердило богочеловеческое как оплот Абсолюта, как невозможное, «пройденное» до конца. По закону транзитивности категорий, да и по сути дела, исчерпанная до донышка невозможность есть возможность Богочеловека, Иисуса Христа. Возможное в невозможном, имманентное в трансцендентном. Тут абсолютный реверсивный парадокс. В этом — религиозная гениальность христианства, превосходящая «романтизм» предшествующего монотеизма своим богооткровенным «неореализмом».

Для понимания смысла Христова Благовестия центральным является суждение Дионисия Ареопагита: апофаза выше катафазы. Оно направлено на то, чтобы удержать христианское сознание в границах монотеизма, не преувеличивать человечность Христа, дать в полной мере прочувствовать сверхреволюционный характер Воплощения. Речь здесь вовсе не о том, что Отец выше Сына. После того как проведены апофатические рассуждения, то есть после того как богословие отрицаний достигло своей цели, всякий земной иерархизм теряет смысл. Апофаза — фундаментальна и первична, она неустранимый элемент и основа подлинного тринитарного богомыслия. Апофаза — это гносеологическая и аскетическая процедура, направленная на активное разрушение онтологической и постонтологической иллюзорности. Это пропуск в мир настоящего христианства. Вот почему соотношение апофазы и катафазы асимметрично и не подлежит банальному рассудочному или диалектическому сопряжению. «Ареопагитики», таким образом, указывают на то, что отрицательное богословие, предполагающее обожение, есть непременное и главное условие вообще всякого богомыслия-богообщения, всякого значимого суждения о Боге. Здесь мы, кроме того, сталкиваемся с совершенно поразительным явлением. Тезис о том, что апофаза выше катафазы — героическая попытка бросить вызов законам человеческого восприятия, неизбежно порождающим сниженное христианство чистых утверждений. В этом тезисе сквозит печальная и мудрая констатация того, что очищение сознания негативным богословием всегда будет обладать особой актуальностью для подавляющей массы христиан. Видимые же уклонения в монофизитство и иерархизм не более чем эффективная нейтрализация человеческих слабостей в восприятии Откровения. Это антропологически и дидактически оправданный упреждающий удар для адекватной передачи фундаментального богословского прозрения о Христе. В этом превентивном разрушении возможных аберраций чувствуется вторжение могучих первохристианских инициатических энергий. Ведь отрицательная теология предполагает качественное преображение всей человеческой природы, собственно говоря, ее негацию и парадоксальный экстатический бросок к Божественной Тьме.

Итак, выход на простор подлинного помышления о Боге начинается с разрушения всевозможных онтологических подставок, умозрительных кукол, постимманентных миражей. Григорий Нисский прямо называет их идолами, прямо восстает против Платона и его последователей с их безбрежным онтологизмом. Субъектом христианского богомыслия выступает не философ, а инициированный экстатик, невероятным образом прикоснувшийся к благодатно приоткрытой ему тайне Божественного Мрака, носитель чудесного и чистого изумления, в котором уже не осталось ничего человеческого. Причем это изумление чудом Неведомого Бога, раз опалив его, уже не покинет никогда. Апофатический кризис — это малый апокалипсис, личностная эсхатология, то есть индивидуализированное подобие Конца Света. Человек как микрокосм перестает существовать, в нем рождается микротеос. Поэтому не спешите переходить к катафазе, иначе вы рискуете ничего не понять в христианстве! Вот о чем предупреждает нас Дионисий Ареопагит.

Катафаза, которую большинство христиан упорно принимает за «чистую монету» — это блистательный ритмический фрагмент апофазы, ее предельная форма. Тут мы имеем дело, говоря весьма условно, с некоей продленной в парадокс трансценденцией. «В человечестве Христа, — отмечает Дионисий, — Пресущественный явился в человеческой сущности, не переставая быть сокровенным после этого явления... Утверждения, относящиеся к пресвятому человечеству Христа, имеют всю высоту и ценность наиболее категорических отрицаний». Вот так-то: «наиболее категорических»!

Совершенство, зрелость и мощь абсолютной революционности христианства в гениальной простоте ее утверждений, как неких сверхотрицаний. Причем христианство присутствует в мире и может творить свое революционное дело на, так сказать, «законных основаниях». Ибо явление Сына как прямая, непосредственная и предельно обнаженная теофания дает на это высшую санкцию. Есть невозможное касание Бога и мира — значит есть повеление на битву с цитаделью греха! Кровью Спасителя куплено право и сила на революцию. Человек реабилитирован как революционер. Мир прекрасен как поле битвы. Нет касания — значит нет революции.

Строго говоря, монополия на подлинную революционность должна принадлежать исключительно христианству как наиболее зрелой форме монотеизма. «Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне» (Ин. 6, 45). Тут само Богоявление, что называется, силой собственного примера задает параметры революционных свершений. И не надо ничего выдумывать «от человеков». Образец дан свыше. Парадокс состоит в том, что, если точно следовать духу христианства, то именно Сын Человеческий наиболее эффективно уничтожает субъективный произвол чисто человеческих привнесений. Богочеловеческое точнее и строже ориентирует человека на внечеловеческое, божеское, чем самый торжественный и предельно очищенный от привкуса теофании монотеизм. Богочеловеческое — это наиболее мощная мина, заложенная в фундамент «слишком человеческого». Духовная брань чревата победой лишь под знаменами Христова воинства. Разумеется, все это очевидно для христианского сознания, если только оно основательно очищено апофатическим огнем. Огонь создает «революционную ситуацию». А утвердительная отрицательность (катафаза) — это уже сама революция как сдержанная огненность богочеловеческого восстания. Поистине, нет ничего выше Бога, спускавшегося с небес.

* * *

Свет Фаворский видимым протуберанцем Божественного Мрака гасит языческое Солнце. Прободая все возможные конструкции театрализованной онтологии, все толстые и тонкие, материальные, сверхидеальные, интеллигибельные миры, во внепространственную даль к Непостижимому Богу идет державным шагом когорта революционеров. И на удивление прав оказался поэт: впереди победительно шествует Иисус Христос, но только на Нем не белый венчик из петербургских романсов, а терновый венец грядущих апокалиптических революций.

<1998>

Источник: "Философская Газета"

 Отправлено: 06.10.10 16:53. Заголовок: Интертрадиционалист ..

Интертрадиционалист пишет:

цитата:

Иисус Христос призывал к минимализации всякого рода внешней активности. По большому счету и общественное послушание, и общественная борьба для Него — бремя. С точки зрения мира сего Он воспитал когорту социальных иждивенцев, каких-то смиренных анархистов, юродивых революционеров.

Извечный конформизм и лояльность государству религии мне видится как в общем то наиболее удобная форма сопротивления. И дело не в том что бы попользовать религию в интересах профсоюзного движения например - помнишь попа Гапона? Нет. Дело в том что эти христианские заповеди покорности охраняют вовсе не кесаря от бунта верных, нет, их души от того что бы они не ввязались в эту пошлую игру, этот агон магов который принято считать человеческим обществом, которое мне видится как утопия Де Сада. Вот хороший исторический пример, община Иоанна Предтечи не менее крупная и влиятельная чем христианская община взбунтовалась и была истреблена, конформизм же так сказать христиан обернулся невероятным и чудесным - победой.

Интертрадиционалист пишет:

цитата:

коварный блеф демонов социальности?

Мне кажется тотальность левая вообще, в том числе в метафизическом смысле, весь мир как бы лежит во власти сатаны. И любая тварь которая притязает на правоту, особенно правый политик - лжец, лицемер и вор! Это ж надо, капитализм богоугодное мироустройство, если до этих пид@ров самих не дойдёт, то им объяснят Бен Ладены что угодно Богу. Единственная возможность это левая политика и её отрицание в вере, диалектическое единство как бы. Реальное состояние мира анархия, и любой закон лишь вор выдающий кражу за естественное положение дел или закон божий. Самое забавное анархией вор и оправдывает кражу, мол повезло мне. Эта убогая хитрость правит миром 1000 лет. Странно что находиться так мало людей опротестовывающих свой жребий, случайность в общем то, закреплённую законом. Человек каждый бездна, это свой мир, своя судьба. И видимо только демон социальности, демон буржуазного общества позволил осмыслить проблему социальной справедливости адекватно, и совершенно естественно что человек веры зацикленный на своей субъективности остался от этого в стороне, но это дело лишь времени, социальность под которой я имею ввиду некий анонимный фетиш общества, от имени которого и осуществляется господство, всё ближе подкрадывается к душе верного, и не далёк тот час когда буржуа распространит свою власть и на наши души, что как ни странно будет означать полную утрату веры им сами. Внешне это будет выглядеть как некие социальные технологии. Тогда произойдёт взрыв, уже сейчас тяжело смириться с властью, нет ни церкви, ни общины, а подменившей их социальности что требует очень веских оправданий приобретающих безумную форму зачастую. Вот недавно свидетели Иеговы пришли ко мне и объяснили мне что Господь действует через организацию, естественно через их организацию. Это уже безумие и рано или поздно люди очнуться.

Свобода сведённая к социальному измерению лишь и есть то рабство которое ненавистно нам сейчас. Демон современного буржуазного общества социальность. Государство современное обыкновенно социальное. Так что истинное освобождение не может не включать в себя сотеориологии.

 Отправлено: 06.10.10 17:39. Заголовок: Интертрадиционалист ..

Интертрадиционалист пишет:

цитата:

Парадокс состоит в том, что, если точно следовать духу христианства, то именно Сын Человеческий наиболее эффективно уничтожает субъективный произвол чисто человеческих привнесений. Богочеловеческое точнее и строже ориентирует человека на внечеловеческое, божеское, чем самый торжественный и предельно очищенный от привкуса теофании монотеизм. Богочеловеческое — это наиболее мощная мина, заложенная в фундамент «слишком человеческого».

Именно это и должно стать искомым Прямым Лучом в грядущем ноосферно-коммунистическом мироустройстве. Заметь, что и почитаемый нами Иван Антонович Ефремов фактически пришёл к пониманию этого, но, к сожалению, ему не хватило времени окончательно осознать сие. Заметь, как он МУЧАЕТСЯ в «Часе Быка» и «Таис Афинской», где, как будто, есть благоустроенный и справедливый мир, но мир этот — не более чем искорка в бездонном океане Космического Мрака. И Мрак сей становится всё гуще и страшнее. И, наконец, поглощает светлый Миф (как в "Таис...", где Уранополис гибнет). Но ведь и Спаситель после Крестной Смерти спускался во Мрак Преисподней, откуда выводил души праведников. Ефремову, коего столь вдохновляла солнечная языческая античность, недоставало именно нетварного Фаворского Света. Как мне кажется, он рано или поздно пришёл бы к неизбежности диалога Аполлона и Христа.

 Отправлено: 06.10.10 18:08. Заголовок: Интертрадиционалист ..

Интертрадиционалист пишет:

цитата:

в «Часе Быка» и «Таис Афинской», где, как будто, есть благоустроенный и справедливый мир

Я убеждён, что как не может быть полностью счастливого атеиста, так и не может быть атеистического «рая на Земле». Атеистический коммунизм, где все счастливы и заботятся друг о друге?! Этого просто не может быть. Эта фальшь резала мне слух ещё в детстве во время чтения ТА и ЧБ. Без духовного пробуждения, рождения свыше и преображения маленького земного человека в великое существо, сопричастное Вечности немыслим ни новый человек коммунистического общества, ни само это общество. Ибо пока человек будет оставаться жадным эгоистичным животным его уделом будет только адекватный его животному состоянию инфернальный капитализм и социал-дарвинизм. Только в Боге можно разорвать этот порочный материалистический круг и подняться на принципиально иной духовный уровень нашего как личного, так и социального бытия, ибо истинное духовное пробуждение не может не иметь социальных последствий - коммунизма.