Отправлено: 16.04.14 18:10. Заголовок: В.И. Экземплярский и его книга "Учение древней Церкви о собственности и милостыне" (Н.Сомин)

http://chri-soc.narod.ru/Predislovie_k_Ekzemplarskomu.htm

Осенью 2013 г. произошло отрадное событие – была переиздана книга Василия Ильича Экземплярского «Учение древней Церкви о собственности и милостыне»[1]. Можно только поблагодарить Краснодарское издательство «Текст», что оно нашло возможность издать эту уникальную книгу, причем достаточно большим тиражом – 1000 экз. Слава Богу, что наконец-то она переиздана! Не раз и не два я пытался эту книгу издать, но каждый раз возникали препятствия – видимо работа эта очень не нравится темным, подземным силам. Первоначально предполагалось, что книга будет предваряться моим обширным Предисловием, где дан очерк святоотеческого учения о богатстве и бедности, собственности и милостыне. Предисловие было написано еще в 2003 г. для так и не осуществившихся попыток издания этой книги. Но в последний момент и в этом издании оно было резко сокращено. Поэтому, ради восстановления первоначального замысла, я привожу тот полный вариант Предисловия, как он должен был присутствовать в книге.

Николай Сомин

В.И. Экземплярский и его книга «Учение древней Церкви о собственности и милостыне»

Предлагаемая читателю книга профессора В.И. Экземплярского – поистине уникальна. Это – жемчужина богословия, причем не только русского, но и вселенского. Работа Экземплярского - единственная в русском богословии монография, целиком посвященная вопросу собственности и бо-гатства со святоотеческой точки зрения. Ее содержание пол-ностью основано на учении святых отцов III-V вв.: Тертуллиа-на, Климента Александрийского, Киприана Карфагенского, Гри-гория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Амвро-сия Медиоланского, бл. Августина, бл. Иеронима и др. Добрую половину текста книги составляют выписки из Писания или свя-тоотеческого предания (около 300 цитат из Библии и около 700 - из святых отцов). И вот на основе столь обширного материа-ла Экземплярский воссоздает подлинное святоотеческое учение о собственности и милостыне, обладающее поразительной высо-той. Русский богослов убедительно показывает, что в основе свя-тоотеческого учения лежит милосердие и любовь к ближнему. С облегчением читаешь эту книгу: из нее льется чистый ключ подлинно Евангельского учения, искаженного, иногда до неузнаваемости, заимствованиями из протестантских и католических источников. Сила приведенных святоотеческих мнений столь впечатляюща, что ознакомившись с ними непосредственно убеждаешься: вот истина, и ничего иного святые отцы и не могли говорить.
Однако судьба этой книги драматична. На нее имеется лишь несколько отзывов, либо глухо-нейтральных, как у С. Н. Булгакова[2] (хотя Булгаков хорошо знал Экземплярского и сочувствовал ему), либо негативные, как у о. Н. Стеллецкого[3] или М. Тареева, который ехидно писал: «Из таких выписок, взятых у Иоанна Златоуста и других отцов Церкви можно было бы составить целую книгу (см. Экземплярского «Учение древней Церкви о собственности и милостыне») (…) Но святые отцы в своих выводах не шли далее проповеди милосердия»[4]. Фактически работа Экземплярского осталась неизвестной христианской общественности. «Истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве» (Лк.4,24). Увы, труд Экземплярского забыт и его можно достать только в нескольких крупнейших библиотеках России. Что же произошло с книгой Экземплярского?
Но обо всем по порядку.
____________

Василий Ильич Экземплярский родился в 1875 г. в Киеве. Его отец - протоиерей Экземплярский Илья Тихонович - после рождения сына овдовел, принял монашество с именем Иероним, в 1885 г. хиротонисан во епископа и умер в 1905 г. архиепископом Варшавским. Упомянуть об этом имеет смысл не только потому, что сыновья архиепископов встречаются отнюдь не часто, но главным образом из-за уникальной личности архиепископа Иеронима. Вот что о нем вспоминали: "Святитель поражал всех, знавших его, своей исключительной приветливостью, ласковой речью, чуждой обидного упрека, нежным обращением со скорбной, мятущейся и даже виновной перед ним душой. Чувствовалась такая теплота и доброта души, что искренность охватывала человека, и он высказывал все сокровенное, как доброму, участливому отцу"[5]. Можно предположить, что пример отца, являющего подлинную христианскую любовь, имел для сына исключительное значение, во многом определившее всю его последующую жизнь.
Василий Экземплярский, окончив Киевскую Духовную Академию, в 1904г. защитил магистерскую диссертацию "Библейское и святоотеческое учение о сущности священства" и вскоре стал профессором нравственного богословия Киевской Духовной Академии и Секретарем Киевского философско-религиозного общества. Казалось бы, обычная благополучная карьера ученого-профессора. Но это впечатление обманчиво. Происходит событие, ставшее для Экземплярского настоящей катастрофой.
В 1911 г. было решено составить сборник статей о недавно умершем Л.Н. Толстом. Пригласили участвовать и Экземплярского. Он специально к сборнику подготовил статью "Гр. Л.Н. Толстой и св. Иоанн Златоуст в их взгляде на жизненное значение заповедей Христовых"[6], основная мысль которой в том, что и Толстой и Иоанн Златоуст считали заповеди Христовы жизненно важными и требующими исполнения сейчас, в этой земной жизни, но что у Златоуста эта мысль выражена гораздо ярче и полнее. И тут разразился гром. Митрополит Киевский Флавиан (Городецкий), по письму ректора Киевской Академии епископа Иннокентия (Ястребова), провел в Синоде решение об исключении Экземплярского из Академии, причем мотивом исключения явилась упомянутая статья. Обо всем происшедшем Экземплярский узнал из газет. Позже он писал: "Меня не только не признали нужным выслушать, но даже не потребовали от меня никакого объяснения, так, как если бы дело было ясным само по себе и ни в каком пояснении не могло нуждаться" [7].
Осведомленная газета "Колокол" писала, что Экземплярский уволен за "антиправославную литературную деятельность". Для профессора Духовной Академии такая убийственная формулировка, естественно, вела не только к запрету на религиозно-публицистическую деятельность, но и ложилась несмываемым пятном на его добром имени. Но, статья о Толстом и Златоусте – только повод. Конечно же, причины увольнения гораздо более глубоки. И они не являлись секретом ни для Экземплярского, ни для Синода. В синодальном Постановлении можно найти, что Экземплярский "дерзнул": "- утверждать, что "господствующее направление современного богословия, - которое Экземплярский иногда презрительно называет "казенным", "официальным" богословием, - стремится притупить остроту разлада между Евангельскими заповедями и наличной жизнью христианского общества, скрывает правду Христову, не признает ее жизненности, освящает явно несправедливые устои современной жизни и, особенно, жизни общественной: от имени Божественного учения, путем искусственного подбора мест из новозаветного, и преимущественно ветхозаветного Откровения, для чего оказалось возможным оправдать весь строй, господствующий в жизни христианских народов, со всеми его ужасами, противными не только христианскому, но и языческому сознанию" [8] (цитата взята из пререкаемой статьи Экземплярского).
И следует сразу сказать, что столь суровая оценка современного ему нравственного богословия для Экземплярского отнюдь не случайна. В своих работах он не раз высказывает подобную позицию, при чем придает ей принципиальное значение. В брошюре «За что меня осудили?» - этой острой реакции на увольнение, - он пишет: "Пред лицом верховного Евангельского идеала жизни признаваемого святым и истинным, всегда возможна двоякая оценка жизненных явлений - что и составляет задачу нравственного богословия. Возможно ли этот верховный святой идеал сделать пробным камнем качества и совершенства существующих жизненно бытовых форм и отношений, или же, признавая последние истинными с точки зрения их господства в данный момент истории, стремиться низвести верховный идеал жизни до ее наличного уровня и от имени христианства освящать такие стороны жизни, которые не находятся в соответствии с евангельским идеалом. Первую оценку явлений жизни я считаю единственно законной в христианской этике, как науке нормативной, и на этой точке зрения всегда стояли, в моем сознании, святые учители Церкви. Вторую же оценку жизненных явлений я считаю ошибочной по существу, и это направление нашей науки, можно сказать господствующее у нас, я характеризую термином "официальное" или "казенное" богословие"[9].
Конечно, можно было бы найти более мягкие эпитеты, чем "казенное" и "официальное", столь сильно ранившие членов Синода. Но мысль совершенно ясна: богословие, вместо того, чтобы выявлять истину Христову, оправдывает именем Христа реалии жизни, текущей вовсе не по Евангелию, а по "стихиям века сего". И Экземплярский имел смелость обличать это «официальное» богословие. Он писал: "И если наши богословие призвано быть слугою Христовым в мире, то оно должно исповедывать и проповедовать истину Христову во всей ее чистоте и лучезарной красе, а не извращать в угоду началам, господствующим в нашей наличной жизни. И я утверждал, что не нужно и не должно следовать духу времени в понимании вечного и абсолютного, не нужно и не должно оправдывать зло жизни на основе христианства. И я говорил об этом, быть может слишком навязчиво, в каждой своей статье, в каждом почти академическом чтении. Может быть, я ошибался и преувеличивал извращенность нашей богословской мысли, и дай Бог, чтобы это было так, чтобы меньше был соблазн от такого изложения христианского учения. Но я жалею не о том, что говорил по этому вопросу, но лишь о том, что говорил слишком мало и слишком слабо" [10].
Для Экземплярского это парадоксальное отступление от Христа постепенно становится очевидным фактом, который причиняет его острой совести нестерпимую муку: "...как понять тот вопиющий к небу факт, что едва ли в истории человеческого быта была такая мерзость и неправда, которую бы люди не защищали от имени Евангелия Христова? Когда я был на школьной скамье, то мне казалось, что это - сплошное предательство Его, измена Господу ради своекорыстных целей, я негодовал, возмущался. Потом раздражение сменило другое чувство - настоящее горе. Я понял, что почти общее явление не может быть объяснено случайными причинами. Ведь люди - всегда люди. И если в истории человечества бывали [не] готовы пожертвовать жизнью ради своих научных убеждений, вроде известной астрономической теории, или тем более из-за служения идеалу правды на земле, то ведь, и христианские богословы не особая же порода людей, вовсе не какие либо изменники Евангелию. Нет, это просто люди, отражающие в своем сознании общие взгляды своих современников на христианство, как бы невольно преклоняющиеся пред очевидной силой законов наличной действительности и как бы боящиеся, что буквальное понимание слов Христовых явится безумием в глазах мира" [11].
С точки зрения Синода столь нелицеприятная оценка богословия и богословов – вопиющая дерзость, клевета на богословскую науку, а значит – и на всю Церковь. Конечно, проще всего нам занять солидарную с Синодом позицию: мол, послушание превыше всего, а тем, кто не согласен с общепринятым мнением Церкви – не место в Академии. Но давайте все таки попытаемся более внимательно разобраться в вопросе. Тем более, что высказанная Экземплярским оценка современного ему выстрадана всей его жизнью и научной деятельностью. И тем более, что Экземплярский – вовсе не злобный, кичливый критикан. Этот необычный человек производил на окружающих сильное впечатление. Доброжелатели в один голос говорили о его кристальной честности, необычайно возвышенном образе мыслей и пламенной любви ко Христу (интересно, что Экземплярский собрал уникальную коллекцию изображений Христа, для чего он даже приобрел фотоаппарат и сделался фотографом-любителем). Недоброжелатели характеризовали его как человека «недалекого»[12], т.е. бессмысленно лезущего на рожон. Да, относиться к эмоциональным выпадам Экземплярского можно по-разному. Но зададим главный вопрос: прав ли Экземплярский по существу? Думается, что да, прав: наше нравственное богословие начала XX века занимало искаженную, во многом не святоотеческую позицию. Особенно это заметно в наиболее актуальной области – отношению к собственности, богатству, бедности и милостыне. И доказательством этому служит предлагаемая вниманию читателей книга «Учение древней Церкви и о собственности и милостыне».
Всем православным конечно известна та самая общепринятая позиция по этому вопросу, которую Экземплярский называл «официальной». Согласно этой позиции иметь собственность, даже значительную, - т.е. быть богатым, - не предосудительно. Собственность дает средства к существованию, будучи гарантом гражданских свобод и нравственного развития личности. Однако, непременным условием обладания богатством является независимость от него: не богатство должно обладать вами, а вы – богатством. Если вы внутренне независимы от имения, не прилепились к нему, то тогда богатство – благо. Если же вами владеет страсть любостяжания, то тогда богатство становится барьером, не пускающим вас в Царство Небесное. Поэтому нужно быть милостивым, благотворить бедным, давать на Церковь, и тогда Господь благословит и вас и ваш бизнес.
Такой взгляд кажется нам настолько естественным и настолько православным, что многими он безоговорочно принимается как нормативное церковное учение. Однако С.Н. Булгаков в 1913г. писал: "В богословской литературе наших дней иногда, под предлогом аскетизма, творится апология существующего хозяйственного строя; на том основании, что христианство принципиально отличается от социа-лизма, делается странный вывод, будто бы по этому самому оно приз-вано во что бы то ни стало оправдывать капитализм и капиталистичес-кую собственность. Апологеты эти убедятся, как мало оснований для подобной апологетики дают творения отцов церкви... Конечно, было бы совершенно неправильно истолковывать хозяйственные суждения отцов церкви в смысле современного социализма (что делает, например, Ка-утский), однако если добросовестно спросить себя, как могли бы отцы церкви, при своей этической требовательности отнестись к теперешне-му капитализму, то очевидно, сколь далеко они разошлись бы с его апологетами"[13]. Это сказано в Предисловии к известной книге И. Зейпеля "Хозяйственно-эти-ческие взгляды отцов церкви"[14], по которой обычно наши богословы изучают вопросы имущественной этики. Книга будущего канцлера Австрии прелата Игнатия Зейпеля трактует тему в рамках католической социальной доктрины, и по своим нравственным достоинствам безнадежно уступает вдохновенному творению русского богослова, который правду булгаковских слов продемонстрировал гораздо ярче. Экземплярский убедительно показал, что та бескрылая «официальная» доктрина не является подлинным святоотеческим учением, что главный ее порок коренится в недостатке любви именно к тем, с которыми отожествлял Себя Христос - любви к бедным, обездоленным и угнетаемым.
У читателя может остаться впечатление, что, позволяя себе так остро критиковать современное ему богословие, Экземплярский отрицает догмат о святости Церкви. Это не так. Сам Экземплярский пишет, что он, будучи верным сыном Церкви, полностью разделяет православную догматику. Скорее наоборот, как раз вера в святость и непорочность Церкви заставляет Экземплярского возвысить свой голос. Именно конформизм некоторых богословов он воспринимает как хулу на Церковь, как ее дискредитацию. А если оскверняют святыню, разве можно молчать...
Пусть пока правота Экземплярского далеко не всеми осознана – придет время и его труд будет оценен по достоинству. Феномен Экземплярского показывает, что Церковь всегда жива, всегда готова в отстаивании истины. Об Экземплярском Булгаков писал: «если для него жива церковь вселенская, то и в нем живет она»[15] Думается, что осмыслить его место в Православии можно следующим образом. В Церкви нужны разные служения, в том числе - и правдолюбцы, т.е. люди особенно остро воспринимающие неправду, искажения Христовой истины, конформизм, и имеющие мужество прямо об этом сказать. Их задача – противостоять дрейфу, постепенному сползанию церковных воззрений с высот подлинного христианства вниз, ближе к реалиям «века сего». Именно на такое служение и воздвиг Господь профессора нравственного богословия В.И. Экземплярского. И подготовил его к этому, надо прямо сказать, очень нелегкому служению: воспитал его в семье, где Экземплярский воочию увидел, что такое христианская любовь, дал ему твердую веру во Христа, талант проповедника, кристаль-ную честность и стойкость в отстаивании правды. А так же, - на первых порах, - охранял от ударов мира. Но после смерти владыки Иеронима (1905г.) за-щищать этого очень неудобного для начальства человека стало некому, и его участь была предрешена.
После увольнения Экземплярский испытывает значительные трудности в своей религиозно-публицистической деятельности. Лишь в 1916г., после смерти главного его недоброжелателя митрополита Киевского Флавиана, Экземплярскому удалось начать выпуск богословского журнала «Христианская жизнь». В одной из статей этого журнала – «Христианское юродство и христианская сила»[16] Экземплярский публикует свои нелегкие размышления о жизни христианина в современном мире. Он приходит к выводу, что оставаться христианином в этом мире можно только став юродивым. "Нужно обезуметь, - пишет он, - чтобы жить в мире по законам Божьего Царства»[17]. И сам Экземплярский – по сути дела юродивый, хотя и профессор, и без каких-либо внешних признаков юродства. Но его внутренне юродство в том, что он жил не по конформистским законам, принятым в профессорско-иерейской среде, и нес свой тяжелый крест юродивого, призванного обличить искажения церковного учения, которые неизбежно нарастают при соприкосновении Церкви с миром.
Вообще, нравственное богословие Экземплярского исключительно глубоко. Оно - отдельная тема, ждущая своих исследователей. Укажем только, что оно совсем непохоже на обычные «системы», которые можно встретить в семинарских учебниках по нравственному богословию. Экземплярский выбирает самые трудные темы: юродство, социальное зло, неуслышанные молитвы, вечные муки, смысл страданий. Но за любой темой всегда стоит одна - главная для Экземплярского: христианская любовь, любовь как подвиг, как жертва, отвергающая всякую выгоду. Его рассуждения чужды малейшего морализаторства и всезнайства. Иногда даже он с поразительной честностью признается, что вопрос превосходит его разумение. Но всегда он старается найти решение во Христе. Христос, Его любовь – вот тот краеугольный камень, на котором только и возможно найти, по его глубокому убеждению, верное решение любой нравственной проблемы.
Но вот в 1917г. рушится монархия, Экземплярского восстанавливают в Киевской духовной Академии, он снова начинает читать лекции и с головой погружается в церковно-общественную жизнь. И тут возникает второй искусительный момент, из-за которого имя Экземплярского до сих пор произносится с сомнением. Летом 1917г он пытается повлиять на процесс подготовки Поместного Собора и публикует программу реформ[18] «левого» толка. Тут и чтение вслух евхаристических молитв, и введение в богослужебную практику русского языка и увеличение числа епископов по крайней мере в 10 раз с отменой обязательности монашеского епископата и требование строгой соборности в противовес идее патриаршества. Благодаря такой программе многие считали и по недоразумению продолжают считать его обновленцем. Однако это не так. Когда при большевиках взяло силу настоящее обновленчество, то решительно нигде невозможно найти имени Экземплярского ни в рядах активных обновленцев, ни среди им сочувствующих. Более того, есть сведения, что он обновленчество активно не принял и боролся с ним[19]. Дело в другом. Экземплярский видел (и это видение основывалось на собственном горьком опыте), что Русская Церковь находится в кризисе. Особенно остро он это почувствовал переполненным бурными событиями летом 1917г., когда он с болью писал: «Русская революция не только вышла на улицы без Бога, но все ее волны лишены точно вовсе религиозной стихии. Все море русское всколыхнулось, все голоса слышны, все теории проповедуются, агитация и пропаганда разных учений нашла фанатичных выразителей, а нашего церковного голоса не слышно. Или церковное сознание стоит в стороне, и все происходящее его не касается?»[20] Неготовность Русской Церкви к надвигающемуся революционному катаклизму была для Экземплярского очевидна, и он пытался ее преодолеть, требуя скорейших реформ, приближающих, по его мнению, верующих ко Христу.
Однако, следует констатировать, что здесь ясно проявились характерные для Экземплярского прямолинейность и наивное прекраснодушие, точнее - отсутствие пророческого зрения. Так, в патриаршестве он видит воплощение византийской идеологии раболепства перед государством. Но последующие события показали, что патриаршество может быть и наоборот - оплотом противостояния Церкви против богоборческого государства. Что через год государство просто поставит Церковь вне закона и возьмет стратегический курс на ее ликвидацию - такого Экземплярский предвидеть не мог, впрочем, как и подавляющее большинство церковных деятелей.
Но катастрофа пришла скоро - седьмой вал революции потопил и «правых» и «левых». О жизни Экземплярского после революции сведений почти нет. Известно однако, что в 1920г. он ослеп, предположительно от недоедания[21]. Уже говорилось, что обновленчества он не принял. Не принял он и печально-знаменитую «Декларацию» 1927г. митрополита Сергия (Страгородского). И здесь он остался верным себе - юродивым-идеалистом, для которого такой компромисс является изменой Христу. Есть устные свидетельства, что Экземплярский стоял у истоков первых общин катакомбной церкви в Киеве[22]. Умер он в Киеве в 1933 г[23].
-------------------------------
Обратимся к содержанию книги «Учение древней Церкви о собственности и милостыне». На первых ее страницах читатель найдет характерную для Экземплярского полемику, обличающую «общепринятую» доктрину. Но ценность книги отнюдь не в этом. В ней впервые в христианском богословии раскрыто подлинное святоотеческое учение о богатстве, бедности, собственности и милостыне. Сам Экземплярский цель книги формулировал так: «изложить положительный христианский взгляд на предмет» /3/ (в дальнейшем в косых скобках будут указываться стр. настоящего издания). Постараемся дать краткий обзор этого учения.
С самого своего рождения Первоапостольская Церковь показала высочайший образец отношения к собственности. Чуть ли не первым ее деянием стало создание общины, осуществившей принцип общественной собственности, о чем с такой удивительной силой повествует книга Деяний апостольских (Деян.2,44-46; 4,32-37): «и никто ничего не называл своим, но все было у них общее». И в последующие два века Церковь старалась следовать этому идеалу. Об этом свидетельствуют ранние церковные сочинения: «Дидахе», «Послания Варнавы», а также сочинения апологетов и Тертуллиана. Об этом же говорит распространение чина диакона, который, по мысли апостолов, предназначался для организации общей жизни общины и управления в «ежедневном раздаянии потребностей» (Деян.6,1).
Идеи нестяжания и общей собственности были столь прочны, что среди христиан даже укреплялось мнение, что богатый не может спастись. Однако реалистически мыслящие церковные деятели ясно видели, что в условиях враждебного окружения выживания Церкви напрямую зависит от средств, которые она может получить только от богатых христиан. И вот в начале III в. Климент Александрийский пишет книгу «Кто из богатых спасется?»[24], в которой он дискутирует с предыдущей традицией и развивает новую доктрину. Этот момент настолько интересен, что на нем следует остановиться подробнее.
По форме «Кто из богатых спасется?» является развернутым толкованием на известный евангельский эпизод с богатым юношей (Мф.19,16-30; Мк.10,17-31; Лк.18,18-30). Климент утверждает, что слова Христа богатому юноше «все, что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22) понимать буквально нельзя: Христос имел в виду не внешний отказ от имения, а внутреннее отвержение той власти, которую имеет богатство над людьми. Климент пишет: «Продай имение твое. Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими богатствами расстаться; нет, он должен только (ложные) мнения относительно богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, беспокоиться о них перестать, устранить со своего пути это терния жизни, заглушающие собой семена Слова»[25].
Здесь ясно проступает используемый Климентом аллегорический, специфически «александрийский» метод толкования Писания, суть которого состоит в иносказательном переносе событий библейской истории на сферу души человеческой. По Клименту, Господь требует не отказа от собственности, а отвержение страсти любостяжания: «Итак, что же это за новое повеление дает Спаситель? (…) Не чувственное что-либо заповедует Он, что и другими было делаемо, а нечто другое. Он заповедует то, что чувственным лишь означается. Он заповедует большее, Божественнейшее и совершеннейшее, а именно: самую душу и ее образ мыслей и расположений обнажать от того, что страстьми порождается, и с корнем инородное из сердца вырывать и выбрасывать» [26].
Этим противопоставлением внешнего внутреннему у Климента и объясняется вся коллизия: юноша «отошел с печалью» не из-за плененности богатством, а потому, что не владел александрийской экзегезой: «Так как богатый и преданный исполнению закона юноша собственного смыла слов Господа не понял, а равным образом и того, как один и тот же человек в одно и то же время может быть и бедным и богатым, располагать внешними благами и не иметь их, может пользоваться миром и не пользоваться, то отошел он от Господа печальным и разбитым» [27]. Экземплярский от применяемого Климентом метода толкования явно не в восторге: «Толкование это, конечно, ошибочно по существу, так как оно совершенно расходится со всеми данными Евангельского повествования. Насколько неоснователен был аллегоризм Климента в толковании данного места видно уже из того одного, что это толкование не удержалось даже в Александрийской школе дольше самого Климента, так что уже Ориген толковал это место Евангелия в буквальном смысле» /78/.

 Отправлено: 16.04.14 18:11. Заголовок: Отталкиваясь от свое..

Отталкиваясь от своего истолкования, Климент Александрийский развертывает целую доктрину имущественной этики, суть которой в следующем.
1. Собственность сама по себе не является препятствием для спасения, а потому отказ от собственности для христианина не обязателен. Климент восклицает: «Можешь ты владеть богатством»[28], «возможно и при богатстве получить спасение»[29]. При этом, помимо того, что слова Спасителя о раздаче имения следует понимать аллегорически, выдвигаются два дополнительных аргумента.
Аргумент первый: отказ от необходимого имущества для человека невозможен: Это «не достижимо и не осуществимо»[30], - пишет Климент Для него это совершенно очевидно: «Мог ли же теперь Спаситель добивающимся вечной жизни советовать нечто вредное и гибельное для жизни, которую Он обещает?»[31]. Аргумент второй: Благотворить можно только из своего: «чем же может наделять другого тот, кто сам ничего не имеет?»[32]. Этот т.н. «аргумент от благотворения» именно у Климента появляется в христианской литературе впервые. В дальнейшем он был развит Фомой Аквинским, и с тех пор часто используется христианскими апологетами частной собственности. Вывод Климента однозначен: «Итак, пользование внешними вещами Господь даже поощряет»[33].
2. Но обладание богатством для христианина не мешает спасению только «если богатством, к коему он остается равнодушным, будет располагать он хорошо»[34]. Как видим, формулируемое Климентом условие распадается на два. Первое. Само богатство - «ни добро, ни зло», а «невинно»[35], и, следовательно, все дело в том, как относиться к нему. По Клименту, необходимо, чтобы человек распоряжался богатством, а не богатство владело бы человеком; спасется только тот богатый, «кто господином состоит над своей собственностью, а не рабом ее». В этом случае человек обладает собственностью «как даром Божиим»[36]. Если же страсть любостяжания владеет собственником, то тогда богатство губительно, и от него надо отказаться. Второе – «хорошее» использование имения, под чем, в частности, подразумевается благотворение. Спасется тот из богатых, кто «постоянно занят какими-нибудь добрыми и Божественными делами»[37].
3. Итак, для богатых имеется возможность спастись. В то же время бедность не есть панацея от осуждения, ибо «не на внешнем чем-либо утверждается спасение, (…) а на душевной добродетели». А потому «Может равным образом и человек бедный и без средств упиваться пожеланиями, и может трезвиться и свободным быть от них человек богатый»[38]. «Таким образом, есть бедняки неложные и есть, с другой стороны, бедняки неистинные и ложные»[39].
4. Наконец, только Бог – в полном смысле слова собственник всего сущего: «И опять: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк.16,9). Дает сим знать Господь, что по природе своей, хотя и всякое богатство, каким бы кто ни владел, не составляет прямой собственности того» но что возможно из всей неправоты создавать дело правое и спасительное, а именно: успокаивать кого-либо из тех, кои у Отца имеют вечную обитель»[40]. Здесь Климент, пытается согласовать два тезиса. С одной стороны, он формулирует фундаментальный принцип общего предназначения благ: Господь все материальное предназначил для общего пользования всеми людьми. Но, с другой стороны, он считает, что тем не менее можно присвоить материальные блага в собственность и оправдывать эту «неправоту», используя собственность как источник благотворения. Тут Климент не вполне точно толкует смысл притчи о неверном управителе, ибо из неправедного не вырастает праведное: «собирают ли с терновника виноград?» (Мф.7,16). Но это противоречие Климента не пугает: он восторженно провозглашает: «Всякому просящему у тебя, давай (Лк.6,30). (…) Вот прекраснейшая торговля! Вот Божественный товар! Деньгами приобретать вечность и, раздавая миру преходящее, получать за это вечное жилище на небесах! О, плыви к этому рынку, богач»[41].
Столь подробный разбор мнений Климента Александрийского мы приводим для того, чтобы читатель воочию увидел, что по сути дела Климент проповедует ту самую доктрину, которую Экземплярский называет «официальной» и борется с ней. Правда, в изложении Климента нет акцента на примат частной собственности, на чем особенно настаивали оппоненты Экземплярского. Но в целом сходство общепринятой «официальной» доктрины и концепции Климента налицо. Теперь становится ясно, что «официальная» доктрина имеет очень древнее происхождение, причем освящена именем уважаемого учителя Церкви. Так что же – Экземплярский ошибался? Такой вывод был бы преждевременным.
Дело в том, что эта точка зрения была преодолена и гениально адаптирована святыми отцами великого IV века: свт. Киприаном Карфагенским, свт. Василием Великим, свт. Амвросием Медиоланским, свт. Григорием Богословом и конечно же прежде всего свт. Иоанном Златоустом. Преодолена, как было преодолено многое из наследства предыдущих веков, не вполне четко отражавшего христианское учение. И адаптирована, ибо не отбросила совсем концепцию Климента, а нашла ей свое, подобающее ей место. Святые отцы IV в. необычайно глубоко и многосторонне подходят к проблеме собственности и богатства, прекрасно понимая ее исключительную важность. Вершиной святоотеческого учения являются воззрения св. Иоанна Златоуста. Экземплярский совершенно справедливо называет воззрения святителя по иму-щественной проблеме "совершеннейшим выражением христианского церков-ного сознания" /113/. Поэтому мы в основном будем опираться на высказывания великого святителя, хотя необходимо отметить, что остальные святые отцы в основных пунктах его учения с ним солидарны. Для Златоуста (и в этом его исследователи единодушны) тема собственности, богатства и милостыни – тема номер один. Число фрагментов, в которых он трактует эти вопросы исчисляются тысячами. Из этой сокровищницы нам, по соображениям краткости, придется удовольствоваться лишь небольшим числом жемчужин.
Анализ творений Златоуста показывает, что великий святитель безусловно знал книгу Климента и благоговейно ее чтил. Он сплошь и рядом высказывает те же идеи, зачастую иллюстрируя их красочными примерами. Но здесь мы сталкиваемся с удивительным, требующим вдумчивого объяснения, парадоксом. Несмотря на то, что, казалось бы, Златоуст использует (кроме экзегезы) все соображения Климента, имущественные концепции обоих отцов различны. Причем, различия настолько существенны, что можно говорить о двух православных традициях отношения к богатству, бедности, собственности и милостыне: климентовской и святоотеческой, вершиной которой является учение Златоуста. Экземплярский тонко подмечает выпадение воззрений Климента из святоотеческого ряда, говоря, что «Климент остался единственным представителем (…) снисходительного взгляда на богатство, по которому возможно, не раздавая его, исполнять волю Божию» /82/ и что он в этом смысле «стоит совершенно одиноко в ряду древнецерковных пи-сателей" /83/.
Существенно то, что св. Иоанн Златоуст вовсе не ограничивается кругом климентовских идей – для него они по сути дела являются исходным материалом, отталкиваясь от которого великий святитель идет дальше. В результате, с одной стороны, тезисы Климента у Златоуста обрастают существенными дополнениями, часто совершенно изменяющими первоначальный смысл. А с другой – Златоуст высказывает новые важные положения, отсутствующие в «Кто из богатых спасется?». Если присмотреться, то Златоуст, почтительно вдумываясь в климентовские идеи, зачастую, хотя и неявно, спорит с ними. Поэтому концепцию Златоуста можно скорее рассматривать как «размышления по поводу Климента», чем следование ему. Попробуем изложить основные святоотеческие идеи по имущественной этике, соотнося их с точкой зрения Климента.
В святоотеческом учении можно выделить два уровня: 1) Уровень индивидуального отношения к богатству. Это, так сказать, «психология собственного». Здесь святые отцы в основном мыслят в аскетических понятиях. 2) Уровень взаимоотношений с другими людьми. Этот уровень можно назвать «социологией собственности». На этом уровне святые отцы во главу угла ставят любовь к ближним. Рассмотрим сначала первый уровень.
I. Как указывалось, одно из положений Климента гласит, что для христианина спасителен не внешний отказ от богатства, а отвержение страсти любостяжания. Собственно, это – основная мысль Климента, к которой он возвращается несколько раз, и одновременно – изюмина «официальной» доктрины. И с ней святые отцы полностью согласны. Златоуст сам не раз говорит то же: "Не богатство - зло, а любостяжание и сребролюбие" /II:33/ (здесь и далее римскими цифрами обозначается номер тома собрания сочинений св. Иоанна Златоуста[42], а арабскими – страница). "Не о богатых упоминай мне, но о тех, которые раболепствовали богатству. Иов был богат, но не служил мамоне" /VII:243/.
Златоуст повторяет и мысль Климента (видимо, взятую им у стоиков), что по отношению к морали есть вещи положительные, отрицательные и безразличные; богатство же как раз относится к последним. Но эти высказывания, совершенно в климентовском духе, великий святитель дополняет целым рядом соображений. Если более внимательно посмотреть на тексты Златоуста, то можно заметить одну их особенность. Несмотря на, казалось бы, четкое размежевание любостяжания и богатства, святитель очень часто обличает именно богатство и богатых: "Находящийся только во мраке при появлении солнца освобождает-ся от тьмы; лишенный же зрения даже и при появлении солнца не ви-дит. То же самое претерпевают и богатые. Даже и тогда, когда Солнце правды осиявает и наставляет их, они не чувствуют, ибо богатство ослепило их очи" /VII:240/. "душа богатого исполнена всех зол: гордости, тщеславия, бес-численных пожеланий, гнева, ярости, корыстолюбия, неправды и тому подобного" /IX:132/.
Можно ли считать все это опиской, небрежностью или неудачным выражением? Думается, что нет. Дело в том, что Златоуст постоянно указывает на удивительный закон о губительной зависимости между любостяжанием и богатством, например: «Разве вы не знаете, что чем больше кто имеет, тем большего желает?» /XII:26/; «Я никогда не перестану повторять, что приращение богатства более и более возжигает пламя страсти и делает богачей беднее прежнего, возбуждая в них беспрестанно новые пожелания».. /VII:645/. Этот эффект под названием «положительная обратная связь» хорошо известен в технике: система, как говорят инженеры, «идет вразнос», и ее разрушение неминуемо. Увы, то же самое происходит в системе «любостяжание-богатство», когда страсть любостяжания разрастается до гибельных пределов. О такой «мертвой петле» Климент не упоминает. Но именно она приводит человечество в то чудовищное состояние, которое множество раз, поражаясь и негодуя, рисует Златоуст: "До каких пор будем мы любить деньги? Я не перестану вопиять против них, потому что они причиной всех зол. Когда же мы насытим эту ненасытимую страсть? Что привлекательного имеет в себе золото? Я прихожу в изумление от этого (...) Откуда вошел этот недуг во вселенную? Кто может совершенно искоренить его? Какое слово может поразить и совершенно убить этого лютого зверя? Страсть эта внедрилась в сердца даже таких людей, которые по-видимому благочестивы" /XI:560/. «В том-то и беда, что зло увеличилось до такой степени, что (добродетель нестяжания) стала, по-видимому, невозможной, - и что даже не верится, чтобы кто-нибудь ей следовал» /VIII:441/. "Этот недуг (хищение и любостяжание - Н.С.) объял всю вселенную, обладает душами всех, - и, поистине, велика сила мамоны!" /VIII:509/. "О сребролюбие! Все свелось к деньгам, - потому и перепуталось! Ублажает ли кто кого, помнит деньги; называют ли несчастным, причина опять в них же. Вот о том только и говорят, кто богат, кто беден. В военную ли службу кто имеет намерение поступить, в брак ли кто вступить желает, за искусство ли какое хочет приняться, или другое что предпринимает, - не прежде поступает к исполнению своего намерения, пока не уверится, что это принесет ему великую прибыль" /VII:885-886/.
"Простите, я дрожу от гнева" /X:208/ - даже восклицает святитель. Подобные, буквально «вопиющие», цитаты, как Златоуста, так и других святых отцов, в книге Экземплярского можно найти в изобилии. Но если столь тотально и губительно сребролюбие, то и врачевство против такого опасного недуга должно быть радикальным. Каково же оно? Так как же спастись богатому?
По Клименту, нужно «хорошо» распорядиться своей собственностью. Но что значит «хорошо распоряжаться» богатством? И Климент и Златоуст отвечают: раздавать его бедным. Однако между позициями обоих отцов есть существенная разница. С точки зрения Климента, всю собственность раздавать и не нужно (иначе нечем благотворить) и невозможно (материальные вещи нужны для жизни); нужно лишь внутренне освободиться от власти богатства. А потому Климент подразумевает благотворительность, при которой богатый остается богатым. Для Златоуста ситуация выглядит иначе: радикально разорвать «мертвую петлю» можно только освободившись от богатства. А отсюда под истинной милостыней святитель подразумевает полную раздачу имения бедным. "Как же можно спастись богатому? Все стяжание свое делая общим для нуждающихся" /VII:751/. Подчеркнем - отдать нужно все, и именно это и является, по Златоусту, единственным правильным использованием богатства: ведь если оставить его, то благодаря «мертвой петле» не ровен час разовьется губительное сребролюбие. У Климента мы ничего подобного не найдем. Он рассуждает чисто теоретически: спасает не внешнее, а устроение сердца. Его пафос направлен на поддержание духа богатых на пути спасения. Златоусту же его огромный духовный опыт подсказывает, что столь отвлеченная снисходительная позиция явно недостаточна.
Но, казалось бы, Златоуст сам себе противоречит. Вспомним: «Иов был богат, но не служил мамоне». В том же контексте упоминает он и Авраама. Значит, все же святитель считает, что богатый может спастись? Его позицию раскрывает фрагмент, сказанный им по поводу «игольных ушей» (Мф.19,24): "А отсюда видно, немалая награда ожидает тех, кто при богатс-тве умеет жить благоразумно. Потому Христос называет такой образ жизни делом Божиим, чтобы показать, что много нужно благодати тому, кто хочет так жить" /VII:646/. Иначе говоря, можно спастись и оставаясь богатым, но это - удел лишь высоких душ, получивших особую, сугубую благодать от Бога. Воис-тину "Человекам это невозможно, Богу же все возможно" (Мф.19,26). Остальным же, не стяжавшим такой обильной благодати, обыкновенным христианам, путь один: «все, что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22). Путь, безусловно, узкий, но спасительный.
Особо следует отметить отношение святых отцов к частной собственности. Они полностью восприняли идею Климента о всеобщем предназначении благ. Для них человек – только управитель чужого имения, а не собственник, и потому должен, исполняя волю Божию, раздавать его. Златоуст пишет: "Не думай, чтобы то, что по человеколюбию Божию велено тебе раздавать как бы свою собственность, было и действительно твое. Тебе Бог дал заимообразно для того, чтобы ты мог употреблять с пользою. Итак, не почитай своим, когда даешь Ему то, что Ему же принадлежит /VII:780/.
Но если Климент на этом останавливается, то святые отцы идут дальше. Из того, что все – Божие они выводят, что все должно быть общим. Киприан Карфагенский: «Ибо что принадлежит Богу, то должно составлять общее достоя-ние», ("Книга о благотворениях и милостыне", ч.2, стр. 33 наст. изд.). Златоуст: «если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов: что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем» /XI:704/. Великий святитель заключает: «Следовательно, для нас предназначено скорее общее, чем отдельное, владение вещами, и оно более согласно с самой приро-дой /XI:705/. Этот совершенно ясно сформулированный примат общей собственности над частной противники Экземплярского, увы, приводить не любили…
Для Златоуста «мое и твое» - это концентрированное выражение смысла частной собственности – слово «жестокое», "произведшее бесчисленные войны", "холодное". Уже Одно это ярко характе-ризует негативное отношение святителя к частной собственности. В другом месте св. отец еще более строг: "слово - это "мое" - проклятое и пагубное; оно привнесено от диавола" /XI:181/. «Мое и твое» - от диавола! Эту мысль позже смело развил св. Симеон Новый Богослов: "Диавол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования"[43]. Здесь святоотеческая мысль противоположна позиции Климента, для которого частная собственность – совершенно необходимый элемент жизни христианского общества.
II. Такова, по святым отцам, «психология богатства». Теперь перейдем к верхнему уровню святоотеческих рассуждений – взаимоотношений людей в ракурсе «мое-твое».
Хотя в «Кто из богатых…» Климент и приводит потрясающие душу апостольские слова «Любовь (…) не ищет своего» (1 Кор.13,5), но, тем не менее, у него любовь к ближнему ограничивается благотворительностью. Именно к нему применимы слова Тареева о том, что святые отцы дальше милосердия не шли. Уважаемый профессор ошибся: шли и очень далеко. Святые отцы разворачивают целую философию собственности в свете любви к ближнему. Именно с этой точки зрения они смотрит на богатство: умножает ли оно любовь, или, наоборот, тушит ее. И здесь с удивительным прямодушием и бесстрашием они говорят об обратной зависимости между любовью и богатством.
Иоанн Златоуст: "...если, имея богатство, раздаем его другим, или предложенно-го нам не берем, мы бываем добры; напротив, если берем или приобре-таем его, то становимся недобрыми" /XI:706/.
Феодорит Киррский: "Обилие денег и преизбыточество преспеяний в добродетели прямо между собой противоположны" [44].
Василий Великий: «Чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви» [45].
Последняя формулировка Василия Великого поражает своей чеканностью и афористичностью. Именно ее взял Экземплярский в качестве эпиграфа к главе о богатстве и бедности.
Мы уже говорили о том, что богатый должен отдать все, причем аргументация Златоуста находилась в лично-аскетической плоскости (опасность быть задушенным «мертвой петлей»). Но чаще великий святитель выставляет и другой аргумент: любовь к ближнему заставляет богатого (если он христианин) раздавать свое имение: "Вот почему и признаком учеников Своих Он поставил любовь, по-тому что тот, кто любит, необходимо печется о благосостоянии любимо-го лица" /VII:781/. Поэтому для Златоуста уже сам факт обладания богатством говорит о том, что этот человек отвергся христианской любви. В этом смысле богатство для святителя является как бы лакмусовой бумажкой, высвечивающей степень любви в человеке. В этом контексте крайне важно то, что говорит великий святитель об эпизоде с богатым, юношей – эпизоде, на толковании которого построена вся концепция Климента. Вспомним, что Христос среди заповедей, которые необходимо исполнить для наследования жизнь вечную, указывает на «люби ближнего как самого себя» (Мф.19,19). Юноша Ему в ответ заявляет: «все это сохранил я от юности моей» (Мф.19,20). Этот ответ и вызвал уничижающий комментарий святителя: "...юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве: ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, прези-рал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?" /VIII:262/. Суть комментария: для Златоуста «поди продай имение свое и раздай нищим» (Мф.19,21) и заповедь о любви к ближнему – эквивалентны. А юноша, говоря, что возлюбил ближнего, раздать свое богатство нищим не смог и «отошел с печалью» (Мф.19,22). К сожалению, этот эпизод обычно толкуют в духе Климента (хотя и не используют его александрийскую экзегезу): богатый юноша исполнил предлагаемые Христом заповеди, но когда Господь призвал его к совершенству, юноша оказался на это неспособен. Отсюда типичный вывод: только христианское совершенство требует полного отречения от богатства, но «просто спастись» вполне возможно и не отказываясь от богатства. Златоуст отнюдь не отрицает, что норма отдать все доступна только совершенным, но это такое совершенство, которое и является деятельной любовью, т.е. самой сутью христианства.
Вообще, непреходящим достоинством книги Экземплярского является упор на то, что именно любовь является решающим критерием, определяющим подлинно христианскую оценку тем или иным имущественным феноменам. В конце-то концов, не столько из-за аскетических соображений, а именно по любви нужно отдать все. А с другой стороны, именно нелюбовь, эгоизм толкает людей на хищническое стяжание. Экземплярский постоянно подчеркивает, что, по Златоусту, стяжание богатства – верный признак жестокосердия.
Следует указать, что относительно способов собирания богатства у великого святителя нет никаких иллюзий - оно как правило наживается неправедно. Вот краткая, но убийственная формулировка: "невозможно разбогатеть тому, кто не делает несправедливости" /XI:703/. А вот формула, вобравшая в себя всю политэкономию: "В отношении имущества невозможно быть одному богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным" /X:419/. Святитель не устает повторять, что богатство, которое не истра-чено на милостыню, фактически есть грабительство и подлежит жестокому осуждению: "не уделять из своего имущества есть также похищение" /I:805/.
Экземплярский замечает, что «наше современное богословие, при уяснении христианского отношения к богатству и бедности, очень любит утверждаться на Ветхом Завете» /55/. Златоуст дает любителям ссылаться на Ветхий Завет неплохой урок. Так, на знаменитом "богатство и нищета от Господа" (Сир.11,14), он останавливается не раз: "Откуда же, скажешь, богатые? Ведь сказано: "богатство и нищета от Господа" (Сир.11,14). Но спросим возражающих нам: всякое ли богатство и всякая ли бедность от Господа? Кто может сказать это? Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением, гробокопательством, чародейством и другими подобными способами, и, владея им, даже недостойны жизни. Что же, отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха" /X:350/.
Снова просто убийственно! Богатство в большинстве случаев от греха, а не от Бога. А вот еще более смелое толкование того же речения: "Это было сказано в Ветхом Завете, когда богатство счи-талось весьма важным, а бедность была презираема, одно было прокля-тием, а другое - благословением. А теперь не так" /XII:160/. Иными словами, христианство отказалось от мысли, что богатство есть благословение Божие. Скорее наоборот, ставя во главу угла сотериологию, христианство видит не в богатстве, а именно в бедности более спасительное состояние. "Добродетель гораздо удобнее соверша-ется при бедности" /XI:313/ замечает святитель.
Итак, по Златоусту, любовь – к Богу и ближнему – требует от христианина отдать все. Именно любовь, возгреваемая Духом Святым, двигала иерусалимскими первохристианами и привела к общности имущества. Об этом же говорит и Экземплярский: "…самая природа христианской любви такова, что там, где она действительно царит, мы всегда встречаем и общение имуществ, подоб-но тому, как оно было в жизни первенствующей Церкви» /5:23/. Святитель общность имений даже на-зывает "виновницей благ" /IX:112/. Однако отсюда не следует, что Златоуст считал общение имений панацеей от всех социальных нестрое-ний. Он делает удивительно глубокое и ценное для нас замечание: "Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание - любовь? Мне кажется, любовь - нестяжание, которое укрепляло ее еще больше" /IX:110/. Святитель ясно понимает, что общение имуществ должно зиждеться на высочайшем нравственном уровне; только тогда оно будет благодат-ным и стабильным. Чисто же административное, насильственное введение общения иму-ществ, без нравственного усовершенствования людей никаких благих плодов не даст.
III. Но самое замечательное читатель этой книги может почерпнуть относительно святоотеческого учения о милостыне. И опять-таки мы будем исходить из учения о милостыне св. Иоанна Златоуста, о котором Экземплярский пишет: «... в беседах св. Иоанна Златоуста церковное учение о милосты-не изложено с такой выразительностью, которое позволяет считать ска-занное св. Иоанном завершительным словом церковного сознания в отно-шение нравственной оценки милостыни»/195/.
И Климент и Златоуст в восторженных тонах говорят о милостыне. Но подразумевают нечто разное. Это видно уже из их отношения к раздаче имения. Климент подразумевает обычное благотворение, когда богатый отдает некоторую часть своей собственности бедному, но сам богатый остается богатым.
Не то у святых отцов, в частности – у Златоуста. Говоря о его отношении к милостыни, обычно останавливаются на его безграничном восхвалении добродетели милосердия. И действительно, он ставит милостыню выше девства, выше поста и молитвы, даже выше чудотворений. Но еще более достойно удивления, что великий создатель литургии, которая была названа его именем, евхаристическую чашу ставит вровень с чашей холодной воды для нищего: «ты сам де-лаешься священником Христа, когда руками своими подаешь (нищему – Н.С.) не тело, не хлеб, не кровь, но чашу холодной воды" /VII:479/, ибо «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали мне» (Мф.25,40).

 Отправлено: 16.04.14 18:12. Заголовок: Но нужно понимать, к..

Но нужно понимать, какую милостыню столь ценит святитель. В своих творениях он указывает на свойства подлинной милостыни, милостыни, так сказать, в идеале. Таких идеальных свойств три:
Во-первых, милостыню обязаны давать все, не только богатые, но и бедные. Абсолютная величина милостыни здесь не играет значения. Златоуст пишет: "Я часто говорил и теперь повторяю: важность милостыни измеря-ется не количеством подаваемого, но расположением подающего. Вы зна-ете о вдовице; хорошо всегда на память приводить этот пример, дабы и бедный не отчаявался, представляя ее, положившую две лепты" /VII:229/.
Во-вторых, милостыню необходимо давать всем без разбора, в том числе и тем, кого мы подозреваем в недобросовестности. Мы не имеем право выбирать, кому дать милостыню. "Милостыней потому и называется, чтобы мы подавали и недостой-ным. – говорит великий святитель - Милующий не исправного, а согрешившего милует; исправный досто-ин похвал и венцов, а грешник милости и снисхождения. Таким образом мы и в этом будем подражать Богу, если будем давать порочным" /III:294/. Не раз Златоуст обрушивался на тех, кто отказывал в милостыне из-за притворства нищих.
Обратимся теперь к третьему свойству подлинной милостыни. Оно, по Златоусту, заключается в том, что отдать нужно всё. Златоуст не раз приводит пример евангельской вдовы, которая, положив в сокровищницу две лепты, отдала все. Иное, более скупое подаяние, святитель и не считает милостыней: "Но для чего я напрасно говорю это людям, которые не хотят даже отказаться от привязанности к деньгам, считают их как бы бессмертны-ми и, если подадут только малое из многого, то думают, что уже ис-полнили все? Нет, это - не милостыня; милостыня - (подаяние) той вдовы, которая пожертвовала "все житие свое" (Мк.12,44)". /XII:233/. Требование, на первый взгляд, неисполнимое и не соответствующее нашим представ-лениям о милостыне. Но мы уже знаем, что спастись богатому можно только отдав все. И подлинная христианская любовь требует отдачи всего ближнему: "только тогда ты оправдаешься, когда ничего не будешь иметь, когда ничем не будешь владеть; а пока ты что-нибудь имеешь, то хотя бы ты дал тысячам людей, а остаются еще другие алчущие, нет тебе никакого оправдания" /XII:664-665/. Экземплярский по поводу этой выписки замечает: "В этих словах... выражена, по нашему убеждению, сущность воззрений св. Иоанна Златоуста на христианское употребление богатства. Всякие гра-ницы в деле его раздавания отпадают, согласно с духом Евангельского учения" /5:133/.
Повторяем: по Златоусту, подлинная милостыня – когда отдаешь все. Такая милостыня и спасает от любостяжания, и соответствует высоте христианской любви. «Любовь не ищет своего». Но давайте вместе со Златоустом помечтаем. Представим себе, что все отдадут всем все. Тогда результатом будет... христи-анская община, подобная первохристианской Иерусалимской об-щине, где торжествует принцип общения имуществ. Именно там реализуются упомянутые "все, всем и все". Ведь рассказ Деяний Апостольских об Иерусалимской общине как нигде в Писании насыщен, как сказали бы лингвисты и математики, «кванторами общности» - словами, выражающими всеобщность явления, полный охват им всех членов общины и всего имущества: «Все же верующие были вместе и имели все общее» (Деян.2,44), «И продавали имения и всякую собственность и разделяли ее всем, смотря по нужде каждого» (Деян.2,45), «никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян.4,32), «Не было между ними никого нудающегося, ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного» (Деян.4,34), «И каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4,35), апостолы находились «в ежедневном раздаянии потребностей» (Деян.6,1).
В Иерусалимской общине нам явлен идеал христианской жизни, причем идеал, реализованный самими апостолами. Экземплярский пишет: «общение имуществ в первенствующей Церкви есть и навсегда пребудет идеалом устроения материальной стороны жизни членов Христовой Церкви» /25/. Златоуст же произносит такие проникновенные слова: "Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим...Видел ли ты успех благочестия? Они отказывались от имущества и радовались, и велика была радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто не завидовал, никто не враждовал, не было гордости, не было презрения, все как дети принимали наставления, все были настроены как новорожденные... Не было холодного слова: мое и твое; потому радость была на трапезе. Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, - так как то было Господне; не считали и своим, но - принадлежащим братьям" /IX:73/.
И это «ангельское» состояние достигнуто, путем милостыни: "Таков плод милостыни: чрез нее упразднялись перегородки и пре-пятствия, и души их тотчас соединялись: "у всех их бе сердце и душа едина" /XI:880/. Потому то Златоуст так высоко и превозносит эту общину, что она возникла закономерно, как логическое завершение заповеди Христовой о ми-лостыне. Потому то так высоко превозносит святитель милосты-ню, что она является подлинным путем к совершенству, причем не только личному, но и общественному. По этому поводу Экземплярский замечает: "Милостыня, таким образом, оказывается общеобязательным путем к ув-рачеванию человечества от имущественного неравенства" /202/.
Важно отметить, что говоря о сборе пожертвований в Иерусалимской общине, святитель постоянно упоминает, что вырученные от продажи имения деньги приносились к ногам апостолов. Это - уже не обычная, неупоря-доченная милостыня, а новая, высшая форма жертвы, где Церковь стано-вится и организатором сбора и распорядителем материальных благ. И Златоуст прямо с амвона Святой Софии призывает паству последовать примеру первохристиан: "Но если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая была бы благодать! Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде во вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дело таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни" /IX:114/.
IV. Здесь мы подходим к представлению Климента и святых отцов о социальном идеале. Правда, цитат в современных терминах о социально-экономическом устройстве общества мы не найдем – те века были далеки от теоретического осмысления этой сферы. Однако, тем не менее, по их воззрениям на собственность, богатство и милостыню, их социальные идеалы могут быть с достаточной долей достоверности восстановлены. И опять в первую очередь мы будем иметь в виду св. Иоанна Златоуста, у которого социальный идеал обрисован достаточно четко.
Общественный идеал Климента – общество, в котором всегда есть богатые и бедные; но богатые благотворят бедным, а последние смиряются и с благодарностью эту милостыню принимают. Этим спасаются и те и другие.
Социальный идеал Златоуста другой: нет ни богатых, ни бедных, ибо все общее, и все, проникнутые любовью друг к другу, живут как «одно сердце и одна душа» (Деян.4,32).
Чей идеал выше? Что более соответствует высшей христианской заповеди – заповеди любви? Конечно же - Златоуста! И теперь мы знаем почему. Потому что бескрылый идеал Климента не уничтожает собственность, оставляет «холодное слово мое и твое», и, следовательно, не отвечает критерию христианской любви. Поэтому неудивительно, что св. Иоанн Златоуст считает общность имущества, достигнутую в Иерусалимской общине, гораздо более высокой формой христианской жизни, чем климентовский идеал благотворительности, когда бедным «подают имеющие собственность».
Выдающийся русский религиозный философ Г.П. Федотов очень тонко почувствовал, что логика воззрений Златоуста неизбежно выводит на социальный уровень. Так, относительно призывов святителя к милосердию он замечает: "Сознавая недостаточность этих гимнов и призывов, Иоанн подходил к самой грани, отделяющей индивидуальное милосердие от социаль-ной реформы. Он не боялся заглядывать и по ту сторон этой грани, переступить которую не давали социальные условия его времени"[46]. Чувствуют это и другие авторы. Исследователь творений Златоуста Проф. Э. Пюш пишет: "И было у множества верующих одно сердце и одна душа" (Деян.4,32) - таков поистине был его девиз, и это-то именно он хотел осуществить"[47]. Но в частностях, - а именно в области труда и производства, - идеал Златоуста отличается от апостольского, ориентированного на скорую паруссию. Э. Пюш пишет: "результатом проповеди св. Златоуста, при полном следовании его принципам, было бы не что иное, как осуществление в самых городах монашеской жизни, - не чисто аскетической и созерцательной жизни анахоретов, но общежития, подчиненного закону труда, за исключением только одного требования - безбрачия"[48]. Заметим, что в одной из гомилий Златоуст говорит о "городе бедных" /XII:559/, в котором бедные, трудясь, прекрасно живут без богатых, упоминает по поводу Иерусалимской общины, что "Так живут теперь в мо-настырях" /IX:114/.
Некоторые исследователи подчеркивают радикальность воззрений Златоуста. Так, профессор теологии Р. Пельман, о социальном идеале Злато-уста говорит так: "идеал в своей сокровенной сущности был революционным. Он был революционным уже в том смысле, как его понимал Златоуст, так как епископ хотел в основании преобразовать индивидуалистическо-капита-листическую систему хозяйства". Он характеризует эти воззре-ния как "социалистическую утопию" и "рай социализма"[49]. Тут высказана характерная мысль: многие, даже восхищаясь высотой златоустовского идеала, считают его несбыточной утопией, «соблазном», а идеал Климента – вполне достижимой реальностью. Однако, другой автор, видный историк Византии Дж. Б. Бури, пишет о воззрениях Златоуста как о реальной социальной силе: "если бы она (теория Златоуста - Н.С.) получила распространение, она должна была неизбежно привести к политической революции и низвержению империи"[50]. Мы не будем вдаваться в вопрос, насколько утопичны взгляды святителя. Укажем только, что Экземплярский воспринимает их не как утопию, а как заповедь Божию, стремиться к исполнению которой – обязанность христиан.
Однако, несмотря на радикальность, концепция святителя безусловно включает в себя ненасилие. Множество раз в своих проповедях Златоуст су-рово обличает богатых, называя их "демонами и хуже демонов" и указы-вая им на ту чудовищную несправедливость, которую они причиняют бед-ным. Но нигде мы не найдем отсюда вывода, что нужно отнять у богатых их собственность, никогда из уст святителя не исходил призыв к экс-проприации. Л. Писарев в начале XX в. пишет: "Ни в одной проповеди Златоуста мы не встретим также призыва, обращенного к черни, с целью натравить ее против богачей, возбудить ее к насилию над ними"[51]. Зла-тоуст уверен, что церковь должна действовать методом убеждения. Он говорит: "дело священника только обличать и показывать дерзновение, а не употреблять оружие" /VI:413/. И святитель, применяя самые раз-нообразные аргументы, обличает и убеждает, беспрестанно стараясь до-биться того, чтобы богатые сами поняли ужас того, что они творят и добровольно отказались от своего богатства, раздав его бедным.
Обсуждая социальный уровень, мы в основном ссылались на Златоуста. Но есть область, в которой другие святые отцы оказались гораздо более «политэкономами», чем он. Имеется в виду вопрос о происхождении права собственности. Златоуст однажды замечает: "но в начале не было золота, и никто не любил золота" /VIII:441/. Другие святые отцы тему исторического генезиса собственности развивают более подробно.
Лактанций (III-IV в.), всегда остро реагирующий на попрание справед-ливости, пишет: "Любостяжание есть источник всех зол: оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чем-либо, не только пе-рестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать се-бе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в до-мах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тща-тельно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того, составили они себе самые несправедливые законы под личиною мни-мого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество"[52].
Василий Великий: «…таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других»[53]
Интересно, что ту же мысль высказывает и святитель Григорий Бо-гослов, который, казалось бы, далек от земных проблем: "По крайней мере представили бы они (богатые - Н.С.), что бед-ность и богатство, свободное, в обыкновенном смысле понимаемое, сос-тояние... в последствии времени появились в роде человеческом и, как некоторые недуги, вторглись вместе с неправдою, которая и изобрела их. Сначала же было не так... Свобода и богатство (раньше - Н.С.) заключались единственно в соблюдении заповеди; а истинная бедность и рабство - в преступлении оной; но с того времени, как появились за-висть и раздоры,.. с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий и любостяжании, призвав и закон на помощь своей власти, зас-тавило позабыть о благородстве естества человеческого - ты же смотри на первоначальное равенство прав, а не на последовавшее разделение; не на законы властителя, а на законы Создателя"[54].
То же утверждает Амвросий Медиоланский: "Затем они полагали форму справедливости в том, чтобы каждый относился к тому, что общее, т.е. общественное, как к общественному, а к тому, что частное, как к своему. Но и это не согласно с приро-дой. Ибо природа дала все всем сообща. Бог велел всему родиться так, чтобы быть общей всем пищей, и чтобы земля была, так сказать, общим владением всех. Значит природа создала общее право, захват (usurpa-tio) - частное"[55].
Таким образом, мнение святых отцов совершенно ясно: право собс-твенности не есть "естественное право". Оно является следствием страсти любостяжания. Хищничество, корысть - первичны; а право собс-твенности вводилось, чтобы легализовать захваченное и силою закона защитить "против силы народа свое хищничество". Здесь Лактанций, Василий Великий, Григорий Богослов и Амвросий Медиоланский существенно дополняют Златоуста, подтверждая историческими доводами его мысли о недостатке любви как причине неравенства. Воистину, как пишет Экземплярский, древнецерковное учение "не знало различия во взгляде на предмет".
V. Итак, мы видим, что разница между воззрениями Климента и святых отцов глубока. В частности, концепция Климента имеет тенденцию к оправданию и даже освящению частной собственности, а, по святым отцам, высшей экономической формой устроения христианской жизни является общественная собственность. Однако, с другой стороны, Златоуст и другие святые отцы приемлют практически все соображения Климента. Мы снова возвращается к отмеченному нами выше парадоксу. Как его объяснить? Разгадку его подсказывают сами святые отцы. Дело в том, что им чужд упрощенный взгляд на вещи по принципу белое/черное, особенно в имущественной этике. В первую очередь, это выражается в четком различении святыми отцами требований к новоначальным и совершенным. Уже у Климента это можно проследить в направленности его основных сочинений[56]: «Увещание к эллинам» предназначено для вступающих на христианский путь, «Педагог» - для уже идущих по этому пути, а «Строматы» - для христиан, достигших определенной степени совершенства. У других святых отцов различение нравственных требований к новоначальным и продвинутым высказывается ими явно, причем именно в области имущественной этики. Если заповеди для стремящихся к совершенству изображают идеал, ту цель, к которым должны стремиться и отдельные личности и общество в целом, то требования к новоначальным указывают на первые шаги, которые христианин должен сделать, следуя по этому пути к идеалу. Святые отцы IV века были не только крупнейшими богословами, но и великими пастырями. Их сердце, любя Бога, не может умолчать об идеале, установленном Самим Христом, а любя ближнего, - заставляет скорбеть и заботиться о грешных пасомых, для которых идеал пока оказывается недостижимым. Вот ряд святоотеческих высказываний, из которых все становится ясно:
Василий Великий: "А желающему следовать за Господом дал Он совет продать все имение на благотворение нищим, и потом уже следовать за Ним. Но как последователям Своим и достигшим совершенства повелевает вдруг и со-вершенно исполнить дело милостыни, чтоб, совершив служение своим имением, приступили они к служению словом и духом; так прочим пред-писывает всегдашние подаяния и всегдашнее общение того, что имеют, чтоб чрез это, став жалостливыми, общительными и милостивыми, оказа-лись подражателями Божию человеколюбию"[57].
Григорий Богослов: "Откажись от всего и стяжи одного Бога...А если не хочешь оста-вить все, отдай большую часть. Если же и того не хочешь, по крайней мере излишки употребляй благочестиво"[58].
Бл. Иероним: "хочешь быть совершенною..., продай все, что имеешь и отдай ни-щим..., не хочешь быть совершенною, но хочешь удержать вторую сте-пень добродетели - оставь все, что имеешь, отдай детям, отдай родс-твенникам"[59].
И, конечно же, ту же мысль не раз высказывает св. Иоанн Златоуст:
"А что многие исполнили это учение (не заботьтесь, что вам есть и во что одеться - Матф.6,25), мы можем доказать примером тех, кото-рые так любомудрствуют и в наше время. Но на первый раз для нас дос-таточно будет, если вы научитесь не лихоимствовать, почитать добром милостыню, и узнаете, что должно уделять от своих имуществ неимущим. Если, возлюбленный, ты исполнишь это, то скоро будешь в состоянии исполнить и то" /VII:247/.
"Не можешь совершенно расстаться с богатством? Уделяй часть от имения твоего (...) Не хочешь отдать Ему (Христу) всего? Отдай по крайней мере половину, или третью часть" /VII:478/.
"...у нас и речь теперь не о том, чтобы вы растратили имущест-во. Я желал бы этого; но так как это бремя выше сил ваших, то я не принуждаю. Я только убеждаю, чтобы вы не желали чужого, чтобы уделя-ли и от своего" /VIII:441/.
"А что говорит Христос? "Лиси язвины имут, и птицы небесны гнезда: Сын же человеческий не имать, где главу подклонити (Лук.9, 58). Если бы мы стали этого требовать от вас, то это, может быть, многим показалось бы делом трудным и тягостным. Итак, ради вашей не-мощи, я оставляю эту строгость: а требую только, чтобы вы не имели пристрастия к богатству, - и как, ради немощи многих, я не требую от вас такой высокой добродетели, так убеждаю вас, и тем более, уда-ляться пороков. Я не осуждаю тех, которые имеют домы, поля, деньги, слуг; а только хочу, чтобы вы владели этим всем осмотрительно и над-лежащим образом. Каким надлежащим образом? Как следует господам, а не рабам, т.е. владеть богатством, а не так, чтобы оно обладало ва-ми, употреблять его, а не злоупотреблять" /VIII:129/.
Подобные цитаты можно многократно умножить. Но и из сделанных выписок видна важная особенность мышления Златоуста. Если совершенным великий святитель усваивает выполнение таких норм как полное нестяжание и общность имущества, то для новоначальных он снижает планку требований. И знаменательно то, что от них Златоуст требует буквально всей климентовской программы. Так тезис: "владеть богатством, а не так, чтобы оно обладало вами", - тезис, являющийся краеугольным камнем в системе Климента - для Златоуста не вершина учения, а условие, обязательное для всех христиан, в том числе - и новоначальных. Тоже самое – к заповедям для новоначальных - относится, по Златоусту, «ограничиваться довольством» /X:640/, «не желать чужого», «уделять из своих имуществ неимущим» (если под этим понимать обычную милостыню).

 Отправлено: 16.04.14 18:12. Заголовок: Таким образом, святы..

Таким образом, святые отцы блестяще решают задачу преемственности христианского учения. С одной стороны, они максимально используют все ценное, что заключено в концепции Климента Александрийского. Но, с другой стороны, они не абсолютизируют его взгляды, а находят концепции Климента свое место – это учение для новоначальных, делающих только первые шаги на пути к совершенству. Для таковых допускается наличие собственности и даже богатства, но требуется внутренне от него отказаться, избегать роскоши и жертвовать хотя бы часть имения бедным. Для продвинутых, идущих по пути совершенства христиан Златоуст видит иную перспективу: внутренняя независимость от имения должна подкрепляться и внешним отказом от собственности. Добровольно бедный – свободен, он не отягощен заботами об имении. Таковой может легко следовать за Христом. Но как жить ищущим совершенства не обладая собственностью? Ведь без материальных предметов человек в этом падшем мире жить не может – и Златоуст это, конечно, понимает. Выход подсказывает Писание. Общность имущества – вот предлагаемая Деяниями апостольскими форма жизни, решающая все имущественные проблемы христианина. Общность имущества, с одной стороны, не давая развиться любостяжанию и чувству своего, позволяет, с другой стороны, эффективно организовать хозяйственную жизнь. А главное, общность имущества соответствует тому состоянию любви и единения, которое должно царить среди христиан. Путь к общности имущества, по Златоусту, - милостыня, которая среди совершенных становится настолько обильной и всеобщей, что естественно уничтожает границы частной собственности, преодолевая «холодное слово «мое и твое».
Таким образом, святые отцы развивают исключительно емкое и глубокое учение о богатстве и собственности, которое включает концепцию Климента, но далеко не сводится к ней. Поразительна полнота и многосторонность святоотеческого учения. Это как бы громадное светлое здание, в котором уютно и новоначальным и совершенным. Если нижние этажи этого здания Златоуст и другие святые отцы в основном строят по проекту Климента, то верхние этажи они воздвигают, опираясь на Писание и опыт первохристианской апостольской общины.
---------------------
Книга Экземплярского превосходна. Но, как всякая пионерская работа, она не свободна от недостатков.
Прежде всего, слишком академичной является структура книги. Экземплярский ее разделил на три большие главы: о собственности, о богатстве и бедности и о милостыне, причем в каждой из глав он дает воззрения святых отцов, располагая их в хронологическом порядке. Такая «система» объясняется главным образом тем, что Экземплярский предполагал защитить эту работу в качестве докторской диссертации. Однако защита не состоялась, а после увольнения – и не могла состояться (правда, о. Виталий Боровой утверждает, что в конце концов Экземплярский докторскую степень получил[60]). Структура книги оказывается неудачной прежде всего из-за трудностей выявить общие идеи у святых отцов и их выпукло выразить. Безусловно, общая направленность книги Экземплярского совершенно верна. Более того, все богатство святоотеческих идей, о которых шла речь выше, есть и у Экземплярского. И в этом смысле не будет преувеличением назвать В.И. Экземплярского воссоздателем подлинной христианской имущественной этики. Но все-таки систематичность осмысления святоотеческих идей иногда оставляет желать лучшего. Ряд положений приходится додумывать и переформулировать, чему отчасти и посвящено данное Предисловие.
Одним из недостатков принятой «системы» явилось не слишком удачное разделение на две главы святоотеческих воззрений: о собственности и о богатстве. Дело в том, что вся патристическая традиция как раз не различает богатство и собственность. Для святых отцов и «собственность» и «богатство» - это «имение», материальные ценности, находящиеся в частных руках. Разница лишь количественная: говоря о «богатстве» они хотят подчеркнуть значительность этого имения, а о «бедности» - его мизерность. Иначе говоря, где «собственность», там неизбежны «богатство» и «бедность». Поэтому, обсуждая нравственную ценность богатства, они тем самым дают нравственную оценку частной собственности. Сам Экземплярский в начале второй главы говорит фактически о том же: "Второй вопрос (о богатстве и бедности - Н.С.) представляет собою по существу лишь более частную, конкретную постановку первого или основного вопроса об отношении христианина к собственности во-обще" /53/. И тем не менее, «соображения полемики» и научности изложения толкают Экземплярского на искусственное разделение святоотеческого материала, который по сути дела составляет одно целое.
Наконец, еще одно замечание об эмоциональных выпадах Экземплярского против «официального» богословия. Они, несмотря на их принципиальную справедливость, оставляют впечатление, что отмечаемые Экземплярским искажения церковной имущественной этики – лишь самодеятельность, хотя и повсеместная, современных ему богословов. Однако, как мы видели, «официальная» доктрина имеет давнюю историю, начиная с Климента Александрийского, а потому требует к себе более внимательного отношения. К сожалению, серьезного концептуального и исторического анализа «официальной» доктрины ни в данной книге, ни в других своих работах Экземплярский не дает. Эти вопросы еще ждут своих вдумчивых беспристрастных исследователей.
------------------
Экземплярский, подобно яркой комете, промчался по своду нашего богословия, не имея предшественников и не оставив учеников и последователей. Его яркие идеи – идеи пламенно верующего во Христа христианина и честного человека, имеющего мужество высказать нелицеприятные и не общеобязательные мысли – очень ценны для нашей Церкви. Особенно они важны в наше время – время размывания нравственных устоев в области имущественной этики и просто безудержной погони за деньгами. Очень хочется надеяться, что святоотеческое учение, изложенное в книге «Учение древней Церкви о собственности и милостыне», будет в полной мере востребовано нашей Церковью и русским народом.


2003 г.

[1] Экземплярский Василий Ильич. Учение древней Церкви ио собственности и милостыне / В.И. Экземплярский. – Краснодар: Текст, 2013. – 272 с.
[2] С. Булгаков. Предисловие к кн. И. Зейпеля "Хозяйственно-эти-ческие взгляды отцов церкви", М., 1913. – с.I.
[3] Прот.-проф. Николай Стеллецкий. Новейший социализм и христианство. Спб. – с..95.
[4] М.М. Тареев. Социализм (нравственность и хозяйство). Сергиев-Посад. 1913. – с.89.
[5] Митр. Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы. Т. 3. Куйбышев, 1966. – с.194.
[6] В.И. Экземплярский. Гр. Л.Н. Толстой и св. Иоанн Златоуст в их взгляде на жизненное значение заповедей Христовых. Приложение к книге "За что меня осудили?" Киев, 1912.
[7] В. Экземплярский. За что меня осудили? Киев., 1912. – с.3.
[8] Ibid. с.7.
[9] Ibid. с.14.
[10] Ibid. с.17.
[11] В.И. Экземплярский. Несколько слов о христианском юродстве и христианской силе.// Христианская мысль. 1916, N 11. – с.69-70.
[12] Сосуд избранный. Сборник документов по истории Русской Православной Церкви. Сост. М. Склярова. – СПб: «Борей», 1994. – с.229.
[13] С.Булгаков. Предисловие к кн. И.Зейпеля "Хозяйственно-эти-ческие взгляды отцов церкви", М., 1913, - с.III.
[14] И.Зейпель. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913.
[15] С. Булгаков. Самозащита В.И. Экземплярского. // Русская мысль. 1912, N 8, - с. 40.
[16] В.И. Экземплярский. Христианское юродство и христианская сила (к вопросу о смысле жизни).// Христианская мысль. 1916, NN 1-3.
[17] В.И. Экземплярский. Христианское юродство и христианская сила (к вопросу о смысле жизни).// Христианская мысль. 1916, N 1 – с.74.
[18] В.И. Экземплярский. О направлении церковной реформы.// Христианская мысль. NN 9-10, 11-12, 1917г.
[19] П.Г. Проценко. Предисловие к работе В.И.Экземплярского "Старчество".//Дар ученичества. Изд. "Руссико", М., 1993. - с.136.
[20] В.И. Экземплярский. К предстоящему Всероссийскому Поместному собору.//Христианская мысль. N 7, 1917г. – с. 139.
[21] Сосуд избранный. Сборник документов по истории Русской Православной Церкви. Сост. М. Склярова. – СПб: «Борей», 1994. – с.287.
[22] П.Г. Проценко. Предисловие к работе В.И.Экземплярского "Старчество".//Дар ученичества. Изд. "Руссико", М., 1993. - с.136.
[23] Сейчас, благодаря изысканиям Киевского РФО появились более полные сведения о послереволюционной жизни Экземплярского. Они опубликованы в I и II номерах журнала «Христианская мысль». 2004, 2005 гг.
[24] . Свт. Климент Александрийский. Кто из богатых спасется? Православный приход Храма иконы Казанской Божией Матери в Ясенево при участии ООО «Синтагма». М.: 2000. –64 с.
[25] Ibid. с.16.
[26] Ibid. с. 17.
[27] Ibid. с. 27.
[28] Ibid. с. 32.
[29] Ibid. с. 27.
[30] Ibid. с. 18.
[31] Ibid. с. 18.
[32] Ibid. с. 18-19.
[33] Ibid. с. 21.
[34] Ibid. с. 27.
[35] Ibid. с. 20.
[36] Ibid. с. 22.
[37] Ibid. с. 21.
[38] Ibid. с. 18.
[39] Ibid. с. 26.
[40] Ibid. с. 42-43.
[41] Ibid. с. 44.
[42] Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиеписко-па Константинопольского, в русском переводе. тт. I-XII. С.-Петербург. Издание С.-Петербургской Духовной Академии. 1894-1911.
[43] Архиеп. Василий (Кривошеин). Преподобный Симеон Новый Богослов. М., 1992. – с.135.
[44] Блаженный Феодорит епископ Киррский. Десять слов о промыс-ле. Сергиев Посад, Типография Св.-Тр. Сергиевой Лавры, 1907. – с.85.
[45] Василий Великий. К обогащающимся. Творения, часть IV,М., 1993. – с.101.
[46] Г.П. Федотов. Социальное значение христианства. // Г.П. Федотов. О святости, интеллигенции и большевизме. Избранные статьи. - Спб.: изд. Спб. ун-та, 1994. - с.67.
[47] Эме Пюш. Св. Иоанн Златоуст и нравы его времени. Пер. с фр. А.А. Измайлова. Спб., 1897. – с.347.
[48] Ibid. с.86.
[49] Р. Пельман. Ранний христианский коммунизм. Казань, 1920. –с. 22-24.
[50] цит. по Г.Л. Курбатов. Ранневизантийские портреты: К истории общест-венно-политической мысли. - Л. Изд-во Ленинградского ун-та, 1991. – с.100.
[51] Л. Писарев. Св. Иоанн Златоуст и его время. //Юбилейный сбор-ник статей, посвященный блаженной памяти св. Иоанна Златоуста. (По случаю 1500-летия со дня кончины Святителя). Казань. 1908. – с 150-151.
[52] "Божественные наставления", кн.5, гл.6, цит. по И. Зейпель. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913. – с.35.
[53] Беседа 6. "На сло-ва из Евангелия от Луки (12,18): разорю житницы моя, и большия со-зижду; и о любостяжательности".// Творения св. Василия Великого, Часть IV.М., 1993. – с. 96.
[54] Св. Григорий Богослов. О любви к бедным. Творения, т.1, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. – с.221.
[55] "Об обязанностях" 1,28, цит. по И. Зейпель. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913. – с. 110.
[56] Д.Миртов. Нравственное учение Климента Александрийского. СПб., 1900. – с.230.
[57] Св. Василий Великий. Беседа 25. "О милости и суде".// Творе-ния, ч.4, М., 1993. – с. 396.
[58] «Мысли, писанные четверостиши-ями», цит. по /109/.
[59] "Письмо к Гебидие", цит. по /152/.
[60] Протопресвитер Виталий Боровой. Христианская диакония как проявление христианского свидетельства в жизни христиан и в благовествовании Церкви. (Интернет).